Князья Волконские. Князья Волконские Начало военной карьеры

27.01.2024

Российская империя

Волко́нские - русский княжеский род, который предположительно происходит от черниговской ветви Рюриковичей .

Родословцы называют родоначальником Волконских Ивана Толстую Голову , одного из сыновей Юрия Тарусского . Его потомки приобрели вотчины на берегах реки Волкони в позднейшем Алексинском уезде и от имени её стали называться князьями Волконскими. Московская усадьба Волконских дала название улице Волхонка .

Старшая ветвь

От внуков Ивана Большой Головы пошли три ветви князей Волконских. Старшая ветвь, происходящая от князя Константина Юрьевича, в начале XVI века разделилась на три отрасли, родоначальниками которых стали князья Дмитрий, Петр-Верига и Ипат-Потул Васильевичи.

Пётр Васильевич был в 1515 и 1519 годах вторым воеводой передового полка в походах Витебск; в июне 1521 года служил третьим воеводой в Туле - в этом году большая татарская орда крымского хана Мехмеда Герая была встречены на южнорусской границе в районе Тулы небольшим московским войском, среди воевод которого был князь Пётр Верига Волконский. В скоротечном бою русское войско было разбито; среди убитых был и князь Петр Васильевич Волконский.
Ипат Васильевич в 1519 году вместе с братом Дмитрием «по татарским вестям» был в Туле - пятым воеводой; в 1537 году - второй воевода «на Туле за городом»; в 1541 году крымские татары перебили небольшой конный отряд под командованием Ипата «Потула» Волконского, сам воевода погиб, а противник бросился «изгоном» на Одоев.

Из потомков Ипата-Потула, Дмитрий, Семен, Тимофей Ивановичи и сыновья первого из них: Юрий и Яков, убиты в бою под Конотопом (), но ветвь на этом не пресеклась и в конце XIX века ещё имелся один её представитель.

Вторая ветвь

Вторая ветвь рода Волконских в середине XVI века разделилась на две отрасли, родоначальниками которых были князья Тимофей и Роман Александровичи.

Из сыновей Романа Александровича, Андрей Романович Волконский (Бык) был при Иване Грозном воеводой в Торопце . Непосредственно исполнял приказ царя Фёдора Иоанновича об основании и строительстве Белгорода . Эта ветвь пресеклась в конце XVII века . У другого сына Романа Александровича, Рыльского воеводы Константина Романовича, были сыновья: Фёдор (воевода в Путивле , убитый в 1607 году сторонниками Лжедмитрия II : «убит от вора Петрушки»; оставил 3-х сыновей - Михаила и бездетных стольника Ивана и воеводу (с 1630 года - в Бежецком Верхе, в 1632-1633 годах - в Торжке , в 1635 году - в Кашире) Юрия), Григорий (руководитель многих Приказов ; оставил единственного бездетного сына), Михаил (воевода в Тобольске и Боровске , павший в 1610 году при защите Пафнутьево-Боровского монастыря от поляков).

Правнук Михаила Константиновича, стольник Никита Фёдорович Волконский (ум. ) был придворным шутом при Анне Иоанновне , а его сын Михаил Никитич (1713-1786) стал генерал-аншефом . Потомство Михаила Константиновича внесено в V часть родословной книги Владимирской, Московской, Тверской и Тульской губерний.

Правнук Фёдора Константиновича Кривого, Михаил Андреевич (умер в 1709 году), был крупным вотчинником, окольничим при Петре Великом , воеводой в Полтаве, участник Петровских походов. Его внук, Сергей Фёдорович, - прадед Льва Толстого (через сына Николая Сергеевича и внучку Марию Николаевну). Другой внук, Семен Фёдорович Волконский ( -) участвовал в Семилетней войне, Петром III был произведён в генерал-аншефы .

Праправнук декабриста князь Андрей Михайлович ( -) - русский композитор, клавесинист, дирижёр. Сын, князь Пеэтер Волконский (род. ), известный эстонский рок-музыкант, актёр и постановщик.

Эта ветвь внесена в V часть родословной книги Воронежской, Калужской, Московской, Тамбовской и Тульской губерний.

Напишите отзыв о статье "Волконские"

Литература

Руммель В. В. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
Долгоруков П. В. Российская родословная книга . - СПб. : Тип. Карла Вингебера, 1854. - Т. 1. - С. 255.
Волконская Е. Г. Род князей Волконских. - СПб. : Типография М. М. Стасюлевича, 1900. - 980 с.
Власьев Г. А. Потомство Рюрика. Материалы для составления родословной. - СПб. , 1907. - Т. 1. Черниговские князья. Часть 3-я.
История родов русского дворянства: В 2 кн. / авт.-сост. П. Н. Петров . - М .: Современник; Лексика, 1991. - Т. 1. - С. 291-300. - 50 000 экз. - ISBN 5-270-01513-7 .
Шлионская Л. И. Некрополь князей Волконских в московском Новодевичьем монастыре // Забелинские чтения. Труды ГИМ. Выпуск 182. - М .: ГИМ , 2010. - С. 340-365.
Шлионская Л. И. , Гоняный М. И. , Двуреченский О. В. Археологические исследования склепа князей Волконских в Новодевичьем монастыре, проводимые ГИМ в 2008 г. // Забелинские чтения. Труды ГИМ. Выпуск 182. - М .: ГИМ , 2010. - С. 365-385.

Ссылки

, собранные Н. Ф. Иконниковым и Ж. Ферраном
. Проверено 17 июня 2013. .

Отрывок, характеризующий Волконские

Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s"etaient empares des fusils de l"arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques"uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.
Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.

Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l"Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.

Одной из самых интересных страниц российской истории 19 века является восстание декабристов. Подавляющее большинство его участников, поставивших перед собой цель уничтожить самодержавие и крепостное право, происходили из самых известных аристократических семей, получили прекрасное образование и отличились на военном, дипломатическом или литературном поприще. К их числу относился и Сергей Волконский. Декабрист прожил 76 лет, из которых 30 лет находился на каторге и в ссылке.

Предки

Сергей Григорьевич Волконский (декабрист) родился в 1788 году в Москве. Когда требовалось указать свое происхождение, он обычно писал «из Черниговских князей». При этом всем было известно, что его род относился к Рюриковичам, а по материнской линии его прадедом был фельдмаршал А. И. Репнин.

Родители

Отец будущего декабриста — Григорий Семенович Волконский — был соратником таких известных полководцев, как П. А. Румянцев, Г. А. Потемкин, А. В. Суворов и Н. В. Репнин. Он участвовал практически во всех войнах конца 18 века, а в период 1803-1816 годов исполнял должность генерал-губернатора в Оренбурге, а затем являлся членом Государственного Совета.

Не менее известной персоной была и мать Сергея Григорьевича — Александра Николаевна. Она служила статс-дамой и обергофмейстериной при 3 российских императрицах, а также являлась кавалерственной дамой ордена Св. Екатерины 1 степени. Как впоследствии, со слов деда-декабриста, описывал княгиню ее правнук, Александра Николаевна имела чрезвычайно сухой характер и «заменила чувства на соображения долга и дисциплины».

Детство

Биография декабриста Волконского гласит, что жизнь его с самого начала складывалась так, что все были уверены, что он в будущем сделает великолепную карьеру.

На момент его рождения действовал петровский указ, согласно которому дворянские дети должны были начинать службу с солдатских чинов. Разумеется, сердобольные родители, обладающие связями и деньгами, давно нашли способ, как его обойти. Именно поэтому, как и многие его ровесники из аристократических семей, уже в возрасте 8 лет Сережа Волконский был записан сержантом в Херсонский полк, что давало ему возможность к моменту достижения совершеннолетия «дослужиться» до офицерских чинов. На самом же деле Волконский (декабрист в дальнейшем) провел отроческие годы в престижном аристократическом пансионе аббата Николя, а в армию попал только в 1805 году в качестве поручика Кавалергардского полка.

Начало военной карьеры

Через несколько месяцев после начала службы, в 1806 году, юный князь отбыл в Пруссию в качестве адъютанта фельдмаршала М. Каменского. Там произошел конфуз, так как патрон юноши самовольно покинул расположение русских войск, не желая сражаться с Наполеоном.

Растерявшегося адъютанта заметил генерал-лейтенант А. И. Остерман-Толстой, который взял его под свое крыло. Уже на следующий день Волконский (декабрист) впервые принял участие в боевых действиях, став участником битвы при Пултуске.

В 1837 году каторга была заменена поселением в селе Урик, а с 1845 года Волконские проживали в Иркутске. В ссылке у них родились двое детей: сын и дочь.

Возвращение

В 1856 году Волконскому по амнистии разрешили переселиться в Европейскую Россию, без права проживания в Москве или Петербурге, а также восстановили дворянство.

Семья официально поселилась в Подмосковье, но на самом деле Сергей Григорьевич и Мария Николаевна жили в столице, у родственников.

Конец жизни престарелый Волконский провел на Украине, в селе Воронки, где писал мемуары. Смерть жены подорвала его здоровье, и он умер через 2 года после нее, в возрасте 76 лет. Похоронены Волконские в сельской церкви, построенной их дочерью. Храм был снесен в 1930-е годы, и могилы супругов утрачены.

Теперь вы знаете, какой была судьба декабриста Волконского и какие заслуги он имеет перед Россией.

Правнуки последнего, Константин , Иван и Федор , переселились в Алексинский уезд , где приобрели вотчины на берегах реки Волкони и от имени ее стали называться князьями В.; от них происходят три главные ныне существующие ветви этого рода. Старшая ветвь в начале XVI в. разделилась на три отрасли, родоначальниками которых были внуки Константина Юрьевича: Димитрий , Петр-Верига и Ипат-Потул Васильевичи. Из потомков Димитрия - Федул Федорович и Владимир Иванович были окольничими в конце XVII века; потомок последнего в шестом поколении, фельдмаршал Петр Михайлович (см. соотв. статью) , сделался родоначальником ветви светлейших князей Волконских. Из потомков Петра-Вериги Иван Феодорович , по прозванию Лось, был начальником артиллерии при осаде Тулы (); другие В. этой отрасли, пресекшейся в г., были воеводами , стольниками и окольничими . Из третьей отрасли (потомства Ипата-Потула) Дмитрий , Семен , Тимофей Ивановичи и сыновья первого из них: Юрий и Яков , убиты в бою под Конотопом (). Единственный представитель этой отрасли, князь Евгений Николаевич Волконский, внесен в V часть родословной книги Рязанской губернии. Вторая ветвь рода В. в середине XVI века разделилась на две отрасли, родоначальниками которых были князь Тимофей и Роман Александровичи . Из потомков первого Федор-Мерин Иванович Волконский имел 2-х сыновей: Федора и Петра . Первый из них, стольник и воевода в Белгороде, отстоявший этот город от поляков (), пожалован был окольничим и 1-м судьей челобитного приказа; усмирял мятеж в Пскове, за что пожалован в бояре (). Петр Федорович В. был окольничим (). Эта отрасль внесена в V часть родословной книги Курской и Московской губерний. Из сыновей Романа Александровича, Андрей , по прозванию Бык, был при Грозном воеводой в Торопце, ходил на Заволочье , строил Белгород на Донце, был полковым воеводой на Донце (); его потомство пресеклось в конце XVII века. У Константина Романовича , воеводы в Рыльске, были сыновья: Григорий , окольничий , в г. успешно действовавший против шведов; Михаил воевода боровский , павший в г. при защите Пафнутьевского Боровского монастыря против поляков; Федор Кривой , воевода в Путивле , убитый вторым Лжедимитрием. Стольник Никита Федорович В. был придворным шутом при Анне Иоанновне. Сын его Михаил Никитич (1713-1786) генерал-аншеф , отличился во время 7-летней войны и в году командовал корпусом, вступление которого в Польшу ускорило избрание в короли Станислава Понятовского. Потомство Михаила Константиновича внесено в V часть родословной книги Владимирской, Московской, Тверской и Тульской губерний. Правнук Федора Константиновича Кривого, Михаил Андреевич († в г.), был окольничим при Петре Великом. Из его внуков Семен Федорович при Петре III был генерал-аншефом, а Петр Михайлович, при Екатерине II - сенатором. Сын Семена Федоровича - Григорий , оренбургский генерал-губернатор и член государственного совета (род. в г., † в г.) имел трех сыновей: 1) Николая - родоначальника нынешних князей Репниных; 2) егермейстера Никиту († в г.), сын которого, Александр († в г. бездетным) был посланником в Мадриде; 3) Сергея , декабриста, сосланного на каторгу, которому в г. возвращены права дворянства. Сын последнего от брака с воспетой Некрасовым Марией Николаевной Раевской - Михаил , ныне

Князья Волконские.

Значительно большую известность приобрёл в русской истории род князей Волконских (их фамилия происходит от названия реки Волхонки, на которой находились их родовые владения). В начале XV века князья Волконские разделились на несколько ветвей. К старшей ветви рода принадлежал князь Пётр Михайлович Волконский (1776 - 1852). Он участвовал в антинаполеоновских войнах, сражался под Аустерлицем, в 1810 году был назначен генерал-квартирмейстером. Во время войны 1812 года Пётр Михайлович состоял при Александре I и являлся посредником между ним и Кутузовым. В конце 1812 года его назначили начальником Главного штаба при Кутузове. В кампанию 1813 - 1814 годов он участвовал практически во всех крупных битвах, позднее сопровождал Александра I на конгресс Священного союза в Вену, оставаясь его близким доверенным лицом. При новом императоре Николае I стал министром императорского двора и уделов. Его служебная карьера была блестящей: генерал-адъютант, генерал от инфантерии (1817), член Государственного Совета (1821), канцлер российских орденов (1842), наконец, он получает высший военный чин генерал-фельдмаршала (1850). Основал училище колонновожатых, положил начало библиотеке Генерального штаба, возглавлял комиссию по строительству Исаакиевского собора в Петербурге. Пётр Михайлович отличался твёрдым характером и педантичностью, за что в светских кругах получил прозвище «каменный князь». В 1834 году император пожаловал Петру Михайловичу титул светлейшего князя, перешедший потом и к его потомкам. Князь был женат на своей дальней родственнице - княжне Софье Григорьевне Волконской (1785 - 1868), которая принадлежала к следующей ветви рода.

Дед Софьи Григорьевны - князь Семён Фёдорович (1703 - 1768), участник Семилетней войны, дослужился до генерал-аншефа. От брака с княжной Софьей Семёновной Мещерской (1707 - 1777) он имел нескольких детей. Князь Григорий Семёнович Волконский (1742 - 1824) - генерал от кавалерии, член Государственного Совета, оренбургский генерал-губернатор, был женат на княжне Анне Николаевне Репниной (1757 - 1834), дочери фельдмаршала последнего князя Репнина. Поэтому старший сын Григория Семёновича - Николай Григорьевич (1778 - 1844) в 1801 году получил право на титул и фамилию князей Репниных и стал именоваться князем Репниным-Волконским. Генерал от кавалерии, генерал-адъютант, он, как и отец, состоял членом Государственного Совета, а в 1816 - 1834 годах в качестве генерал-губернатора управлял Малороссией. Его брат Никита Григорьевич (1781 - 1841), тайный советник, егермейстер, был женат на княжне Зинаиде Александровне Белосельской-Белозерской (1792 - 1862).

Княгиня Зинаида Александровна - видная фигура русской культурной жизни первой половины XIX века. В её московском салоне собирались многие знаменитые писатели, бывал там и Пушкин. Лучшие поэты посвящали ей свои творения. Она и сама не чуралась сочинительства, писала на русском, французском и итальянском языках. Последние годы жизни княгиня Волконская провела в Риме, где на её вилле останавливался Гоголь. Зинаида Александровна приняла католичество, умерла и похоронена в Риме.

Ещё одного брата Николая и Никиты Григорьевичей - Сергея Григорьевича (1788 - 1865) ждала блестящая военная карьера. Он участвовал в кампаниях против Наполеона, почти во всех крупных сражениях войны 1812 - 1814 годов, за отличия в боях получил чин генерал-майора. Но после войны вступил в «Союз благоденствия», затем стал членом Южного общества декабристов. Князь Волконский придерживался радикальных политических взглядов, разделяя идеи «Русской правды» Пестеля. В результате следствия по делу декабристов он был приговорён к смертной казни, заменённой 20-летней каторгой. Отправился в Сибирь. Впоследствии срок каторги сократили, а по ходатайству матери в 1835 году Сергея Григорьевича от каторжных работ освободили и оставили в Сибири на поселении. С 1845 года он жил в Иркутске, по амнистии 1856 года вернулся в Европейскую Россию. Тогда же ему и его детям возвратили княжеское достоинство.

Жена Сергея Григорьевича - Мария Николаевна (1805 - 1863), дочь боевого генерала Николая Николаевича Раевского и правнучка М. В. Ломоносова, отправилась за мужем в Сибирь. Их сын Михаил Сергеевич (1832 - 1909) служил по ведомству народного просвещения. В 1876 году в чине тайного советника был назначен попечителем Петербургского учебного округа, с 1882 года - товарищ министра народного просвещения. Обер-гофмейстер, он также являлся членом Государственного Совета и в числе прочих изображён на огромной картине И. Е. Репина «Торжественное заседание Государственного Совета в честь столетнего юбилея со дня его учреждения». Жена Михаила Сергеевича - Елизавета Григорьевна (1838 - 1897), дочь светлейшего князя Григория Петровича Волконского, написала большой научный труд по истории своего рода - «Род князей Волконских», изданный в Петербурге в 1900 году.

Внук декабриста князь Сергей Михайлович (1860 - 1937) - театральный деятель (в 1899 - 1901 директор императорских театров), художественный критик, прозаик, педагог, прославился как тонкий знаток искусства. В эмиграции был директором русской консерватории в Париже, умер в США. Оставил интересные «Мои воспоминания» в двух томах, не так давно изданные и в России.

Его брат - камергер Владимир Михайлович (1868 - 1953) придерживался прямо противоположных убеждений, нежели их дед. Член Союза русского народа, он занимал депутатское кресло в 3-м и 4-м созывах Государственной думы, где был товарищем председателя. В думе примыкал к правому крылу. В 1915 - 1916 годах - товарищ министра внутренних дел. В январе 1917 года его избрали петроградским предводителем дворянства. В эмиграции князь Волконский - один из руководителей монархического союза в Берлине.

Сестра Григория Семёновича, то есть родная тётя Николая, Никиты и Сергея Григорьевичей, Анна Семёновна (1737 - 1812), вышла замуж за статского советника Николая Яковлевича Оленина (ум. в 1802). От этого брака родился сын - Алексей Николаевич Оленин (1763 - 1843). Этот замечательный человек - одна из самых светлых личностей русской культуры. Действительный тайный советник, член Государственного Совета, он долгие годы возглавлял Императорскую Публичную библиотеку в Петербурге, где в то время работали Н. И. Гнедич и И. А. Крылов. Семья Оленина покровительствовала Крылову, у них в доме он считался почти родным человеком. Вообще салон Олениных в Петербурге славился высочайшей культурой и удивительной доброжелательностью. Алексей Николаевич с 1817 года руководил также Академией художеств, много сделав для развития в России художественного образования. Эрудит, тонкий знаток древностей, Оленин занимался и научными исследованиями. Именно он разобрал древнерусскую надпись XI века на так называемом «Тмутараканском камне», найденном в конце XVIII века на Таманском полуострове. Эта надпись свидетельствовала, что князь Глеб Святославич измерял по льду ширину Керченского пролива. В письме к графу Алексею Ивановичу Мусину-Пушкину, другому видному деятелю российской историографии, Алексей Николаевич отстаивал подлинность этого важного исторического памятника. Это письмо вышло отдельным изданием и явилось первым в России специальным трудом по эпиграфике - исторической дисциплине, изучающей надписи на твёрдом материале. «Оленин дал детальный палеографический анализ надписи, одновременно коснувшись и палеографического изучения рукописей (в частности им было отмечено значение миниатюр и водяных знаков для датировки). Защищая подлинность надписи XI в. и в этих целях давая палеографический разбор других памятников письменности XI - XV вв., Оленин привёл воспроизведения таких уникальных рукописей, как Изборник Святослава 1076 г. и Лаврентьевский список летописи 1377 г. В результате своего исследования Оленин пришёл к выводу о необходимости создания «палеографии Славянороссийской»» (Л. В. Черепнин). Таким образом Алексей Николаевич стоял у истоков этой важной отрасли исторического знания.

От брака с Елизаветой Марковной Полторацкой (1768 - 1838) у Оленина родились сыновья Николай (1793 - 1812, погиб под Бородином), Пётр (1794 - 1868) и Алексей (1798 - 1854), а также дочери Варвара (1802 - 1877, замужем за своим дальним родственником Г. Н. Олениным, их акварельный портрет в Риме написал Карл Брюллов) и Анна.

Анна Алексеевна Оленина (1808 - 1888), в которую был влюблён Пушкин, - автор любопытных «Воспоминаний» и «Дневника», изданных впервые за рубежом, а теперь и в России. Кстати, она доводилась двоюродной сестрой другой «пушкинской даме» - Анне Петровне Керн (1800 - 1879), дочери Петра Марковича Полторацкого (брат Елизаветы Марковны) и Екатерины Ивановны Вульф. В 1840 году Анна Алексеевна вышла замуж за графа Фёдора Александровича Андро (1804 - 1885), впоследствии президента Варшавы (его считали внебрачным сыном графа А. Ф. Ланжерона). Их дочь Софья Фёдоровна вышла замуж за генерал-лейтенанта барона Николая Александровича Сталь фон Гольштейна (родственник французской писательницы Жермены де Сталь), их дочь Ольга Николаевна (1868 - 1938) в первом браке была за сенатором Николаем Александровичем Звегинцовым (1848 - 1920), а во втором - за Фёдором Фёдоровичем Оомом (на его родной сестре Анне Фёдоровне (1860 - 1950) был женат граф Владимир Николаевич Коковцов (1853 - 1943), премьер-министр России в 1911 - 1914 годах). Сын Ольги Николаевны - Владимир Николаевич Звегинцов (1891 - 1973) в эмиграции получил известность как военный историк. Крупным военным историком был и его сын - Владимир Владимирович Звегинцов (1914 - 1996), родившийся от брака Владимира Николаевича с Анастасией Михайловной Раевской, правнучкой генерала Николая Николаевича Раевского. Так причудливо переплелись многие имена русской истории и культуры...

К средней ветви Волконских принадлежал и князь Михаил Никитич Волконский (1713 - 1788). Он отличился на полях сражений русско-турецкой (1735 - 1739) и Семилетней войн, был послом в Польше, состоял в Уложенной комиссии при Екатерине II. В 1771 году императрица назначила князя московским генерал-губернатором. В этой должности он пробыл до 1780 года, немало сделав для древней столицы. На его плечи легла работа по ликвидации последствий Чумного бунта. Под его руководством проводилась застройка Москвы, прошло торжественное празднование заключения Кючук-Кайнарджийского мира с Турцией.

Княжна Мария Николаевна Волконская (1790 - 1830) вышла замуж за графа Николая Ильича Толстого (1794 - 1837) и принесла ему в приданое имение «Ясная Поляна». От этого брака родился великий писатель граф Лев Николаевич Толстой (1828 - 1910). Своего деда по матери генерала от инфантерии князя Николая Сергеевича Волконского (1753 - 1821) Лев Николаевич вывел в образе старого князя Болконского в романе-эпопее «Война и мiр». Княжна Марья и граф Николай Ростов из того же романа - родители Льва Николаевича.

Представители третьей ветви князей Волконских приняли деятельное участие в политической жизни России в начале XX века. Князь Николай Сергеевич (1848 - 1910), действительный статский советник, землевладелец, состоял в партии октябристов (член Центрального комитета этой партии), был депутатом Государственной думы 1-го и 3-го созывов. В Думе он изредка выступал против левых, за что получил прозвище «сердитого князя». Членами III Государственной думы являлись и его братья: родной - Сергей Сергеевич и двоюродный - Владимир Викторович.

Княжна Ольга Васильевна Волконская (1722 - 1800) - жена помещика, отставного капрала лейб-гвардии Преображенского полка Ивана Андреевича Сеченова (1719 - 1783), брата митрополита Дмитрия (1709 - 1767), духовника Екатерины II. Сын Ивана Андреевича и Ольги Васильевны - Алексей Иванович Сеченов (1740 - 1793) был женат на Александре Ивановне Хвостовой (1743 - 1815), сестре поэта графа Дмитрия Ивановича Хвостова. Алексей Иванович и Александра Ивановна - родные дед и бабка великого учёного, основоположника отечественной физиологии Ивана Михайловича Сеченова (1829 - 1905). Племянница Ивана Михайловича - Наталья Рафаиловна Сеченова (1857 - 1918) вышла замуж за математика, академика Александра Михайловича Ляпунова (1857 - 1918), связав таким образом род Сеченовых с родами Ляпуновых (композитор Сергей Михайлович Ляпунов), Филатовых (Нил Фёдорович Филатов), Крыловых (академик Алексей Николаевич Крылов) и семьёй академика Петра Леонидовича Капицы. Внучатый племянник Ивана Михайловича Сеченова (внук его брата Алексея Михайловича) - барон Георгий Николаевич Фредерикс (1889 - 1939), крупный геолог и палеонтолог, погиб в сталинских лагерях.

Из книги Курс русской истории (Лекции I-XXXII) автора Ключевский Василий Осипович

Князья I. Первою из этих бытовых связей являются главные виновники политического раздробления Руси, сами князья, точнее говоря, то впечатление, какое производили они на Русскую землю своими владельческими отношениями. Очередной порядок владения, захватывая прямо или

автора

Князья Мезецкие. В конце XV века на службе в Москве появились князья Мезецкие. Свой удел они потеряли, вероятно, в самом начале XVI века. Уже к середине столетия Мезецкие измельчали и никакой существенной политической роли не играли, оставаясь на второстепенных ролях в