Типологический анализ социальных отношений и проблем развития аналитической, формальной социологии были в значительной степени и предметом интересов Г. Зиммеля (1858 - 1918 pp.) Основоположника так называемой формальной социологии.

Философская и социологическая творчество Зиммеля развернулась в эпоху "кризиса культуры" - на пересечении различных старых и новых идей и тенденций. Именно как выразитель этих кризисных и противоречивых черт и вошел Зиммель в историю социологии.

Зиммель пытался найти сквозное (основное) противоречия в современной ему культуре - задача почти невыполнимая, поскольку этот период в полном смысле был периодом "разброда и шатаний" в культуре и идеологии.

Исходной проблемой, от которой начинает свои социологические построения Зиммель, является проблема определения предмета социологии. Как считал Зиммель, социология должна утвердить свое право на существование не посредством выбора особенного, не «занятого» другими науками предмета, а как метод. Социология, по Зиммелю, не является наукой, "владеет собственным содержанием", поскольку "она не находит себе объекта, который не изучался бы какой-нибудь из общественных наук». Отсюда, если социология не может определить свой предмет путем простого вычленение тех или иных явлений социальной жизни, она должна определить его методологически, найдя специфическую точку зрения. Эта специфическая точка зрения заключается в том, что социология должна исследовать не содержание, а формы общественного (социального) жизни, то общее, что свойственно всем социальным явлениям.

Для объяснения своей позиции он обращается к аналогии. Социология, по Зиммелю, находится в частных общественных наук в таком же отношении, как геометрия к наукам физико-химических, то есть она не изучает содержание общественных явлений, а исследует общую для них социальную форму.

По Зиммелю, в любом обществе можно отделить форму от содержания, а общество как таковое является взаимодействием индивидов. Сама же взаимодействие всегда складывается вследствие определенных поездов и ради определенных целей. Как он отмечает, эротические инстинкты, деловой интерес, религиозные импульсы, игра и множество других мотивов побуждают человека к деятельности ради другой, с другим, против другого, до совмещения и согласования внутренних состояний, то есть к оказанию влияния. В результате взаимных влияний на основе индивидуальных побудительных импульсов и целей образуется единство, которое он и называет "обществом".

Как считает Зиммель, все то, что имеется в индивидах (которых он рассматривает как конкретных носителей), есть в наличии в виде поездов, интересов, целей и т. Д., То есть то, из чего формируется влияние на других людей, он обозначает как содержание, или материю обобществления. Причем, сама по себе эта материя, в которой исполняется жизни, по Зиммелю, по сути не социальная. Как он пишет, голод, любовь, труд, религиозность, техника и результаты деятельности ума не является непосредственно общественными. Все это становится таковым лишь постольку, поскольку превращает изолированное существование индивидов в определенные формы совместного существования.

Причем формы, возникающие, которые соответствовали определенным жизненным целям могут оказаться оторванными от реальной жизни из которого они вышли и которому обязаны своим существованием, более того, они, по Зиммелю, могут "играть" в себя и ради себя, захватывая и создавая материю, которая служит теперь только средством их самореализации.

Итак, чистая (или формальная) социология изучает, по Зиммелю, формы обобществления, которые существуют в каждом из исторически известных обществ, относительно устойчивые и повторяющиеся формы межчеловеческих взаимодействий.

Обобществления - форма, которая реализуется в бесчисленном количестве способов, в которой индивиды на основе разнообразных мотивов и интересов создают особую единство, внутри которой эти мотивы и интересы находят свое воплощение.

Г.Зиммель

Зиммель не оставил какой-либо классификации социальных форм. Однако он сделал предметом своих исследований ряд аспектов и сторон социальной жизни, его формы:

Господства,

Подчинения,

Соперничество,

Разделение труда,

Образование партий,

Солидарность.

Как считал немецкий социолог, все эти формы воспроизводятся, наполняясь соответствующим содержанием, в разного рода группах и социальных организациях, таких как: государство, религиозное общество, семья, экономическое объединение и т. П.

Вместе с тем можно классифицировать формы общественной жизни и выделить в них:

1) социальные процессы,

2) социальные типы,

3) модели развития.

К социальным процессам относят постоянные, независимые от конкретных обстоятельств их реализации явления: подчинение, господство, соревнования, примирения, конфликт и т. П. Образцом социального процесса как формы социальной жизни (социацией) может служить такое универсальное явление, как мода. Мода, по Зиммелю, предполагает одновременно и подражания, и индивидуализацию личности. Почему? Потому что человек, следует моде, одновременно отличает себя от других и утверждает свою принадлежность к определенной группе. Зиммель очень тонко наблюдает, казалось бы, парадоксальное свойство моды, а именно: как только любое явление (одежда, идеи, манеры, вещи и т. П.) Стало «модным», оно тут же начинает "выходить из моды", то есть мода одновременно новая и переходная.

Причину широкого распространения моды в современную Зиммель эпоху он видел в процессе разложения старых, принятых на веру убеждений, привычек, традиций. Отсюда - засилье моды в искусстве, в науке, а также в морали. Однако несмотря на переходный характер той или иной конкретной моды, она, как социальная форма, обладает, по Зиммелю, некоторой постоянством: мода в том или ином виде существует всегда.

Вторая из категорий чистых социальных форм - это социальный тип. Зиммель, исследуя, например, такие социальные типы и характеры как циник, бедняк, аристократ, кокетка и т. П., Пытается выявить их характерные противоречия. По Зиммелю, бытие такого типа, как аристократ, представляет собой единство двух взаимоисключающих характеристик: с одной стороны, он поглощается своей группой, ее фамильной традиции, с другой - он абсолютно удаленный и даже противопоставляется ей, потому что сила духа, независимость и личная ответственность суть этой характерной для аристократии традиции.

Примером социальных форм, которые относятся к третьей группе, именуемой "модели развития", может служить универсальный процесс расширения группы с усилением индивидуальности ее членов. Как отмечал Зиммель, по мере роста численности групп члены ее становятся все менее похожими друг на друга. И другой момент: развитие индивидуальности членов группы сопровождается уменьшением ее сплоченности и единства. По Зиммелю, исторический процесс развивается в сторону усиления индивидуальности за счет потери индивидами их уникальных социальных характеристик. Так, большая патриархальная семья меняется самостоятельными и полноправными индивидами и нуклеарной семьей; цеховая и кровносимейна организация меняется гражданским обществом с характерной для него высокой индивидуальной ответственностью.

Приведенная классификация не исчерпывает всех вариантов и возможных подходов к выделению социальных форм. Например, существует и считается более содержательной классификация форм по степени их удаленности от непосредственного потока жизни. Так, ближе всего к жизни, по Зиммелю, находятся спонтанные формы: обмен, личная склонность, подражание, формы, связанные с поведением толпы и др. Немного дальше от потока жизни, то есть от общественных смыслов, стоят такие устойчивые и независимые формы, как экономические и другие формы государственно-правовых организаций.

Наконец, наибольшую дистанцию непосредственно от социальной жизни сохраняют формы, названные Зиммелем "игровыми". Игровые формы - это чистые формы социацией, которые являются не просто умственным абстракцией, а реально встречаются в социальной жизни. Примеры игровых форм: "старый режим"; "наука для науки", то есть знания, оторванные от потребностей человечества, перестали быть "орудием в борьбе за существование» и т. п.

Большое внимание Зиммель уделял методологическим проблемам социологического познания, то есть вопросам, связанным с обоснованием истинности социологического знания. Как специфическая теория познания в Зиммеля фигурировала теория исторического понимания. Она была изложена еще в работе "Проблемы философии истории" и рассматривалась Зиммелем как философская методология познания. Понимание выступало у него как метод, характеризующий исключительно социальное познание.

Главным здесь является то, что результатом понимания считается выявление причинно-следственных связей, не открытие причины и следствия, а открытие содержания исторического действия, который заключается в логике связи этого действия с человеческими представлениями, потребностями, интересами. В этом плане теория понимания была направлена против господствующей тогда позитивистской методологии, ориентированной на методы естественных наук. Зиммель требовал признания относительности социально-исторических объяснений и учета роли субъективных компонентов в познании. Теория понимания одновременно должна была служить средством контроля над этим субъективным компонентом, поскольку признание участия интереса и, следовательно, ценностей в социальном познании требовало выяснения их роли в выборе объектов исследования, формировании и интерпретации понятий и др. И, наконец, понимание служило связующим звеном между чистой (формальной) социологией и социальной философией.

Главная тема социальной философии Зиммеля - взаимоотношения индивидуума и общества в процессе исторического развития.

Процесс индивидуализации, рост человеческой воли он рассматривал как продукт интеллектуализации жизни и развития денежного хозяйства. По Зиммелю, размер группы тесно связан со степенью развития индивидуальности ее представителей. Размер группы прямо пропорционален степени свободы, которой пользуются ее члены, поскольку расширение группы приводит к расширению пространства социализации, что, в свою очередь, ведет к выявлению способности абстрагирования, к росту интеллекта и сознания.

Как считает Зиммель, происхождение и развитие интеллекта взаимосвязаны с возникновением и развитием денежного хозяйства. Возникновение сознания и появление денег знаменует вступление общества в его "исторический" период. История общества, по Зиммелю, это история нарастающей интеллектуализации социальной жизни и углубления влияния принципов денежного хозяйства.

Интеллектуализм и денежное хозяйство - управляющие понятия историко-социологической концепции Зиммеля одновременно выступают как наиболее абстрактные из форм социацией.

Говоря о интеллектуализм как характерную черту современной эпохи, он отмечает, что интеллектуализм выгоняет присущий предыдущим эпохам наивный субъективизм и прямое, непосредственное познание мира, заменяя их объективностью логического метода. Все это приводит к исчезновению глубины и полноты душевного переживания и к снижению общего уровня душевного (эмоционального) жизни. Деньги же способствуют проникновению в отношения людей "ценностных отношений вещей".

Деньги способствуют общему отчуждению в общении, управлении, в процессе самого производства и т. П. С другой стороны, общее отчуждение сопровождается ростом индивидуальной свободы. Отчуждение и воля, по Зиммелю, две стороны одной медали. В этой связи он выражает поразительно точную характеристику сути самого процесса общения, отношения людей друг к другу. По его мнению, в процессе всеобщего отчуждения люди теряют качества своей личности, переходят в "одномерность", перестают быть такими, предоставляющих и имеют преимущество, а символом человеческих отношений, по Зиммелю, становится проституция, поскольку природа проституции и природа денег аналогичны.

Зиммель в своих социологических работах дал впечатляющую картину пагубных последствий системы хозяйствования (экономики) и глубоких противоречий современной ему эпохи, то есть капиталистической цивилизации в сфере культуры. В этом отношении его "Философия денег" стала первой в бесконечном ряде работ разных авторов, посвященных анализу "духа капитализма" В. Зомбарта "Современный капитализм"; М. Вебера "Протестантская этика и дух капитализма" и др.

Социология Зиммеля является всеобъемлющей системой, которая включает в себя элементы разного уровня и разной степени общности. Причем, формальная социология так или иначе является основным элементом Зиммелевское системы социологии. В чем же ее реальный теоретический и методологический смысл и чем она ценна для современной социологии? Как уже отмечалось, ключом к правильному пониманию программы социологии Зиммеля является "формы социацией", которые он называл собственно предметом социологии. Через них он пытался выявить специфику социологического видения. Главное здесь то, что социальные явления находили свою социологическую специфичность.

Формальная социология Зиммеля была во многом направлена против популярных в то время ориентаций на "надиндивидуальный сущности" - типа "народный дух", органических теорий, а также индивидуально-психологических концепций, которые опираются на инстинкты, влечения и другие индивидуальные свойства. Зиммель же утверждал, что общество существует благодаря взаимодействию людей.

Формальная социология Зиммеля определила направление исследований в различных сферах социальной жизни и влияние на ряд социологических концепций, например структурный функционализм, теорию идеальных типов М. Вебера.

Формы социацией абстрагировались Зиммелем соответствующего содержания, для того, чтобы выработать "опорные пункты" научного анализа. Он стремился к созданию и использованию социологических понятий, которые можно широко применять в процессе исследования социальных явлений. Именно через создание научно обоснованных понятий он видел путь к утверждению социологии как самостоятельной науки.

Важнейшим элементом социологической концепции Зиммеля является социология культуры. В чем же суть культурологических взглядов Зиммеля и как они вписывались в его социологическую концепцию?

Понимание Зиммелем культуры основывалось на принципах философии жизни. Жизнь - это исходное понятие и состояние, развиваясь, оно поднимается над чисто животным состоянием, доходит до некоторой духовности. Жизнь иррациональное, самодостаточное, оно объективное и в объективности своего существования позациннисне. Факты жизни, такие, например, как труд, творчество, становятся ценностными лишь тогда, когда они превосходят рамки своего естественного существования. Культура является "изящная, наполненная умом форма жизни, результат духовной и практической работы". Культура - вторая осознанная, рационализированное "природа". Все достижения людей в сфере материальной и сфере духовной, все продукты - будь то орудия, машины, книги, мораль, язык, религия, право, политика, регулирующих человеческие отношения, - все они воплощают в себе идеи, благодаря которым реализовались имеющиеся в природе и в жизни возможности. В конечном счете, "окультуривая" природу и непосредственное нашу жизнь, мы "окультуривает" самих себя.

Зиммель утверждает, что культура, надбудовуючись и поднимаясь над жизнью, обретает собственные, относительно автономные закономерности и логику развития. Но главное здесь в том, что культура, по его мнению, все более отрываясь (рационализируясь) от жизненной стихии, соответственно лишается и жизненного содержания, превращаясь в чистую "логику", что способно содержать в себе жизненные импульсы, которые бесконечно развиваются.

Культура, культурная эволюция есть бесконечный процесс роста ценностного содержания жизни.

Г.Зиммель

По Зиммелю, конфликт жизни и культуры - неразрешимый, а противоречия, из которых состоит конфликт не ведут к синтезу, следовательно, и развития. Из этого можно сделать вывод: все большее расхождение жизненных смыслов и культурных форм, претендующих на их воплощение, ведет в конечном счете к конфликту и гибели культуры, не способного вмещать содержание жизни, меняется. Такова неизбежная судьба любой культуры.

Так же как в искусстве или философии, разрушение традиционных форм выражения жизненных смыслов проявлял Зиммель в религии, половой морали и в других сферах культурной жизни. Процесс разрушения традиционной религии имел, по Зиммелю, двусторонние последствия: с одной стороны, он освобождал человека от гнета квазиобьективних сил, находят свое выражение в веками сложившихся религиозно-идеологических представлениях, с другой стороны - он разрушал нормативные структуры совместного существования, а не предлагая вместо них новых структур. Говоря языком Зиммеля, жизнь разрушило сложившуюся форму, но не дало вместо нее новой. Дело не в том, что старая религиозная идея была "хорошая" или "полезная": дело в том, что, разрушив традиционную религию, "непосредственность" современного "жизнь", не сумела найти в себе новой идеи, способной стать основой человеческого общественной жизни. Жизнь должна пониматься исторически. Только в этом случае развитие культуры обретает смысл и цель. Если же этого не происходит, если историзм отсутствует, а жизнь рассматривается как вечно тождественный самому себе, не сконструированный поток бытия, тогда действительно процесс разложения культурных форм приобретает видимость неизбежного трагического конфликта, кризис культуры начинает восприниматься как гибель культуры. Именно это и произошло с Зиммелевское концепцией культуры.

Интересные рассуждения Зиммеля о творчестве, о реальности произведений искусства. Он считал, что настоящее произведение искусства имеет характер неизбежной культурной ценности.

Произведение искусства, по Зиммелю. немыслим без органично сочетающихся трех элементов: стиля, формы и идеи. Совершенство представления и реализации этих элементов, как и достижения их единства зависит от величия личности художника. Социальный смысл творчества раскрывается двояко:

1) он проявляется как фактор генезиса творчества,

2) он проявляется в том, что творчество, а, следовательно, ее результат - произведение искусства - несут в себе социологическую информацию.

Зиммель дал характеристики различным культурно-историческим эпохам. XIX века, "по мнению Зиммеля, при всем многообразии идейных движений не выдвинули всеобъемлющей и грандиозной идеи. Вместе с тем наиболее масштабной, считает он, является идея общества, где личность - лишь простой продукт скрещивания социальных сил. В XIX веке, как никогда ранее, "выдвигается требование растворения личности в обществе, и такое подчинение рассматривалось как нечто абсолютное, что помещают в себе моральную основание (повинность). Однако к концу XIX века понятие общества как центральной точки" картины мира "все более уступает другому пониманию жизни ". Именно вокруг этого понятия, как считает Зиммель, "основного мотива мировоззрения", объединяются на пороге XX столетия широкие слои интеллектуальной Европы. Действительно, мировоззренческие установки, характерные для философии жизни, находили свое воплощение в литературе, скульптуре, живописи того времени.

Приближая философское понимание к реалиям культуры, Зиммель переводит его в социологическую сферу, сферу социального анализа кризиса современной ему эпохи. Этот кризис определяется Зиммелем всесторонним влиянием двух факторов денег и интеллекта - эти два фактора образуют сущностное ядро современной культуры. Они все рационализировать, огрубляют, снижают эмоциональный компонент культуры. Падает индивидуальная культура, особенно в высших социальных слоях. "Массовость культуры" ведет к общему снижению их содержания, не только в различных областях духовной жизни, но и в сфере материального производства. Пример: прогресс техники не ведет к духовному обогащению производителя, рабочего, потому что техника "умнее" рабочего.

То же самое мы наблюдаем в науке. По Зиммелю, индивиды, знают и мыслят, сплошь и рядом оперируют понятиями, символами, настоящая суть и содержание которых ими не осознается. Идеи "ходят по рукам", как запечатанные контейнеры, но не раскрывают богатства своего духовного содержания. Подобное видим, как считает Зиммель, и в системе образования, где на смену концепции, связанной с выработкой внутренних, глубоко личных ценностей приходит формальное образование, которая заключается не только во внедрении в сознание индивида некоторой совокупности объективного знания и навыков поведения.

Какая же причина снижения культурного потенциала и снижения внутренней духовности личности?

Зиммель считает, что единственная причина - это разделение труда, крупное машинное производство. Именно оно делает "изготовление продукта за счет недоразвития личности производителя". Узкая специализация оказывается бесполезной и усиливает отчуждение человека как от продукта труда, так и культурных ценностей. Параллельно со специализацией и разделением труда растет потребление, что в таких условиях неизбежно становится массовым потреблением, а продукты культуры приобретают безличный "объективный" (отчужден) характер. В этой связи он дает блестящие образцы психологии массовой культуры, ведет к подавлению индивидуального «Я» и ограничению человеческой свободы.

Зиммель рисует грандиозную картину "затвердевания" того, что в его философии культуры называлось культурной форме. Объективированная культура, по Зиммелю, становится тормозом на пути саморазвития и самореализации жизни. В этом заключается "трагедия культуры", которая заложена внутренней логикой ее развития.

План семинарского занятия

(2 часа)

1. Истоки немецкой философии.

2. Социология Ф. Тьонниса.

3. Формальная социология Г. Зиммеля.

Темы рефератов, докладов и контрольных работ

1. Немецкая социологическая школа.

2. Вклад Ф. Тьонниса в развитие социологии.

3. Конфликт современной культуры по Г. Зиммель.

Дополнительная литература по теме

1. Давыдов Ю.Н. Эволюция теоретической социологии XX века // СОЦИС. - 1995. -№ 8.

2. Зиммель Г. Общение. Пример чистой или формальной социологии // СОЦИС. - 1984. -№ 2.

3. Ионин Л. Георг Зиммель - социолог. - М., 1981.

4. История социологии в Западной Европе и США. - М, 1993.

5. История социологии и история социальной мысли: общее и особенное // СОЦИС. -1996. -№10-11.

6. Ортега-и-Гассет X. Восстание масс. Эстетика. Философия культуры.- М., 1991.

7. Очерки по истории теоретической социологии XX столетия (от М. Вебера к Ю. Хабермасу, от Г. Зиммеля к постмодернизму). - М, 1994.

8. Семенов В. А. Массовая культура в современном мире. - СПб., 1991.

9. Шпакова Р. П. Фернанд Тённис "Забытый социолог" // СОЦИС. - / 995, № 12.

10. Хайдеггер М. Исследовательская работа Вильгельма Дильтея и борьба за католическое мировоззрение в наши дни // Вопросы философии. -1995. - № 11.

Георг Зиммель (1858-1918) окончил философский факультет Берлинского университета. Преподавал в Берлинском университете, где в числе прочих его учениками были Эрнст Блох, Георг Лукач и Карл Мангейм. Работал приват-доцентом и экстраординарным профессором. Постоянное место профессора получил только в 1914 г. в Страсбурге. В 1933 г. национал-социалисты сожгли его книги. Основные работы: «Социальная дифференциация: Социологические и психологические исследования» (1890); «Основные вопросы социологии» (1894). «Философия денег» (1990). «Социология: Исследование форм обобществления» (1908); «Основные вопросы социологии (индивид и общество)» (1917), а также работа «Философия денег» (1900).
Зиммеля считают основателем формальной социологии, т.к. он внес большой вклад в разработку социологии конфликта и экономической социологии. С точки зрения Зиммеля, социальная группа есть одна из форм социального взаимодействия. Она представляет собой общество в миниатюре. В основе социального взаимодействия лежит, по мнении Зиммеля, взаимодействие психологическое. Термин «микросоциология», означающий, что единицей анализа является малая группа, был введен французским социологом Гурвичем. Общественные и исторические события Зим мель рассматривает, как психические явления, которые составляют содержание душевной жизни, проявляющейся в религии и культуре. Формы обобществления являются содержанием душевной жизни. Основным методом познания психологического, по Зиммелю, является «интеллектуальная интуиция». Задачу социологии он понимал, как описание и определение психологического пронахождения тех форм, в которых осуществляется взаимодействие между людьми.
Социологию Зиммель делил на формальную и общую. Общая социология исследует «ритм» («закон») общественного развития. В этом плане общая социология относится к «историческим наукам» (наукам о духе), но не тождественна исторической науке. Формальная социология рассматривает общество как сумму форм взаимодействия, посредством которых из индивидов получается общество: сумма индивидов, объединенных взаимными связями, основанными на общности интересов. Задача формальной психологии заключается в том, чтобы описать формы человеческого общежития. Форма - это граница, организация тела, определенная внутренним единством. Органическое тело создаст свою форму изнутри; формообразующая сила принадлежит самой жизни. Пока жизнь существует, ей нужна форма. Однако «жизненное стремление» постоянно вступает в противоречие со всеми застывшими формами, создавая имманентное состояние конфликта. Жизнь, как непрестанный поток, противостоит той жизни, которая уже сформировалась в конкретных образованиях. Динамика жизни «сносит» устаревшие культурные формы и заменяет их новыми, образуя бесконечное чередование культурных форм. Это вечное становление создает трагическую ситуацию в любой культуре. В этой непрерывности заключается «хронический» конфликт культуры и жизни. Отделимая от содержания идеальная форма есть «чистая форма», т.е. эмансипированная от жизни. В «чистой форме» исчезают лишь все различия конкретных форм, поэтому она стоит по ту сторону изменения и многообразия. В «науках о духе» («науках о культуре»), в отличие от «наук о природе», познание есть духовный процесс, совершаемый самим субъектом как воссоздание субъективности, т.е. душевного акта, происходящего в «других» и имеющего типическую рациональную значимость. Данное личностное воссоздание в нас самих тех актов душевных процессов, которые позволяют «войти в душу» другого по аналогии, и есть понимание «духовного содержания».
Индивидуальность постигается другой индивидуальностью не строго логически, а через погружение в материал переживания другого, живущего в форме духа. Исторический мир и общественное развитие есть «творение души»: жизненное чувство индивидов и сцепление их судеб. Различные суверенные миры практической повседневной действительности - религии, искусства, науки - сводятся к различным принципам организации нашего духа, который формирует в них совокупность материалов бытия по особой «формуле». Релятивизм форм ведет к «бунту» против всяких установленных форм вообще. В экономике он порождает бурные революционные изменения; в морали -возрождение «настоящей эротической жизни», разрушающей существующие половые отношения; в искусстве тягу к абстрактному искусству как к модернистскому «самовыражению» индивида. В философии - возникновение «философии жизни», рассматривающей человеческое познание как «переживание»: в нем субъект и объект являются связанными элементами «опыта жизни». Главное - это переживание отдельного индивида, о чем могут знать многие, и неважно, что у него в сердце, что доступно только ему одному. Каждая жизнь как нечто законченное содержит вырастающий из нее корень индивидуальности. Но в каждом индивидуальном живет, как выражение закона сущности, и общечеловек, нечто типическое. Зиммель утверждает, что исторические события, как «выражение жизни», индивидуальны и неповторимы. В действительности, имеет место лишь «индивидуальный закон» (судьба), который постигается посредством интуиции. В этом суть психологического понимания истории.
В «науках о духе» Зиммель выделяет: 1. Историю, устанавливающую «индивидуальные законы»; 2. Философию истории, которая занимается разыскиванием «исторических законов» - науку о законах; 3. Социологию, изучающую собственный предмет - социальное существо (психологический индивидуум), - из побудительных импульсов и целей которых образуется единство: т.е. общество.
В работе «Социальная дифференция» Зиммель отмечает, что для социологического исследования важны лишь эти эмпирические атомы (представления, индивиды, группы), которые действуют как единства, - все равно, делимы ли они в себе все дальше и дальше. По Зиммелю, границы социального существа проявляются в различных формах взаимодействия личностей. Оно заключает в себе не только их субъективные состояния или поступки, но и объективные образования, которые обладают известной независимостью от отдельных, участвующих во взаимодействии, личностей. Поэтому основную задачу социологии он видит в описании форм современного бытия людей и в нахождении правил, лежащих в основании взаимодействия: как индивидов, которые также являются членами группы, так и групп между собой. Поэтому важное значение имеет проведение в пространстве границ, влияющих на развитие индивидуальности. Размер группы обусловливает границы ее вариаций и уровень индивидуальной свободы. В этом проявляется действие «принципа числа», то есть воздействие количества на качество взаимодействия. Чем меньше группа, тем она теснее связана - по уровню контроля - над ее членами и тем меньше возможностей для вариации индивидуальности и проявления свободы. Наоборот, количественный рост группы расширяет пространственные возможмости индивидуальной свободы. Он ведет к дифференциации ее элементов и к развитию самостоятельной ответственности, освобождая индивидов от морального бремени. При этом возрастание индивидуализации членов социальной группы сопровождается развитием их интеллекта: способности к абстракции, к ассоциациям и к развитию сознания. По мнению Зиммеля, именно то, что предмет социологии заключает в себе отношение индивидуума к обществу, причины и формы образования групп, психологическое содержание отношений внутри них, - ставит эту науку в теоретико-познавательном плане в один ряд с психологией. Обобществление - это форма, в которой индивиды в основе разнообразных... мотивов и интересов создают особое единство, внутри которого эти мотивы и интересы находят свое воплощение. Число участвующих является формальным признаком обобществления: оно возможно, когда во взаимодействие вступают несколько индивидов, образуя группу. Каждый из них занимает в ней некую позицию, необходимую для реализации своего социального существования. Социология призвана исследовать в совокупности взаимодействий лишь формы обобществления.
Социология вторгается в сферу истории, которая в немецкой школе сделалась такой всегда, только как историческая индивидуальность. Формообразующая деятельность подразумевает разделение содержания и формы. При каждом формировании внутренней энергии множество элементов объединяют в единство: материал получает форму, как их связь, благодаря тому, что из совокупности всех элементов одна часть выделяется и противопоставляется всем другим как образующее единство.
Формирование есть отделение: т.е. линия, которая служит объединению материала. Форма неизменна и является индивидуальностью, то есть абсолютно отлична от формы в другой момент. Формальная социология изучает и классифицирует формы - универсальные способы воплощения исторически изменчивых содержаний. За выявлением чистых форм, отделенных от содержания, следует их упорядочение, систематизация и психологическое описание в историческом времени.
Зиммель подчеркивает, что форма не может быть потеряна; - потеряна может быть лишь ее единственная возможность реализации. Разрушение есть распадение связи между материалом и формой. Формальная социология вычленяет из всей совокупности социальных явлений чистые формы, подобно тому, как геометрия относится к физико-химическим наукам о материи: она исследует форму, через которую материя вообще превращается в эмпирические тела, - форму, которая сама но себе существует, конечно, только в абстракции, - так же, как и формы обобществления. Она предоставляет изучение содержания этих форм другим наукам, рассматривая лишь их чистую форму. Процесс разделения содержания и формы имеет место и в общественном существовании. Содержанием является все то, что наличествует в индивидах в виде влечений, интересов, целей, психических состояний и движений; то, из чего формируется воздействие на других людей, или что способствует восприятию этих воздействий: то есть материя обобществления. Форма есть взаимодействие элементов, благодаря которому они образуют единство. Общение в «чистом» виде вычленяет из действительности социальной жизни чистый процесс обобществления. Ведь лишь общающиеся представляют собой «общество вообще» без всяких давлений, ибо они являют собой чистую, принципиально объединенную от всяких особенных содержаний, форму всех односторонне характеризующих «обществ», воплощающих общество в некой, словно бы абстрактной картине, разрешающей все содержания в чистой игре форм. Жизнь сама ограничивает себя в самостоятельно созданных формах и только в этом ограничении себя существует. Зиммель определяет социологию как науку об обществе: она исследует формы социальной действительности, являющиеся универсальным способом воплощения исторически изменчивых содержаний. Последнее рассматривается им как исторически обусловленные цели, мотивы, побуждения человеческих взаимодействий. В совокупности взаимодействий формы и наполняющего ее содержания реализуется общество.
В работе «Философия денег» (1900) Зиммель отмечает, что деньги - это средство взаимодействия, символ современного общества. Деньги - это объективация субъективных ценностей, делающая возможными экономические отношения обмена. Они есть автономное выражение принципа обмена, его форма. Однако в процессе исторической эволюции значение денег подвергалось трансформации. Деньги все больше утрачивали субстанциальность и приобретали функциональность, став в современную эпоху исключительно соотносительным мерилом оценки, сводя качество к количеству. Такой трансформации значения денег в духовной жизни соответствует трансформация понятия абсолютной истины в относительную, а также переход от субстанции к функции. В этом смысле деньги можно рассматривать как символ трансформаций сознания современного человека. С точки зрения отношений между индивидом и обществом, деньги привели, с одной стороны, к расширению индивидуальной свободы, сделав возможным более объективное и менее аффективное отношение к вещам. С другой стороны, они вызвали прогрессирующую объективацию человеческого бытия и его проявлений; способствовали, тем самым, утрате корней современным человеком. Общим выражением амбивалентности денег стала возросшая мобильность социальной жизни. К указанным процессам изменения Зиммель добавляет изменения в сфере сознания и становление нового социального характера, основной чертой которого является гибкость и интеллектуализм. Человек, живущий на пересечении многих кругов и являющийся членом многих групп, должен обладать гибкостью и отсутствием жесткой определенности. Деньги изменяют стиль жизни, ее ритм, темп и дистанцию. Деньги действуют глобально и локально; они стирают старые социальные различия и создают новые, ослабляют старые связи и создают новые. Современный человек ведет себя нерешительно, двойственно. На него действует мания туризма, конкуренции, смена мод, чувств и партнеров. Зиммель выступал в работе «Женская культура» за эмансипацию женщин. Он говорил о «трагедии культуры», которая вызывается излишним субъективизмом, когда предмет быта рассматривается как произведение искусства. С одной стороны - пустые формы культуры, с другой - бесформенная жизнь индивидов.

1. Путь жизни и творчества - 2 стр

2. Стихия социальной жизни - 4 стр

3. Феномен вражды - 7 стр

4. Формальная социология - 9 стр

5. Философия жизни и культуры - 14 стр

6. Женская культура - 19 стр

7. Список используемых источников - 24 стр

1. Путь жизни и творчества.

Георг Зиммель (1858-1918) уже при жизни был популярным философом. Тонко

чувствующий феноменолог, диалектик по складу ума, он глубоко интересовался

судьбой личности и вместе с тем разрабатывал широкомасштабные

философско-исторические проблемы культуры, остро переживал и пытался осмыслить

кризис европейской цивилизации. Вебер, Сорокин, Дюркгейм и другие авторитетные

философы высоко ценили изощренность мысли, обилие идея Зиммеля. Но и упрекали:

во фрагментарности, отсутствии системы и ясного философского мировоззрения.

Называли "блестящим дилетантом".

статей, не укладывается в рамки одной научной дисциплины. Элементы этики,

эстетики, психологии, социологии переплетаются в его размышлениях. Именно

поэтому его можно считать культурологом по преимуществу. Зиммель увлекался построением социологической теории, выдвинул много плодотворных идей. Но, чувствуя интуитивную неприязнь к "социологическим фикциям" - гиперболизированным системным построениям - он часто предпочитал жанр философского этюда, выбирая для исследования такие, казалось бы, малозначительные темы, как "Лень", "Мотовство", "Благодарность", "Кокетство", "Мода". От них он протягивал нити к фундаментальным вопросам философии и теории культуры.

В период между двумя мировыми войнами социологи редко обращались к творчеству Зиммеля. Но в 60-е годы, в связи с кризисом социологии и наступлением эпохи постмодернизма, Зиммель оказался очень современен. Его фрагментарность созвучна духу времени второй половины ХХ века. Сегодня в числе его достоинств отмечают разработку "понимающей социологии", микросоциологию, конфликтологию,

персонологию, теорию коммуникации, идею множественности культурных миров и

многое другое. На фоне прогрессирующего "дробления" социологии и отказа от

построения общей социологической теории тексты Зиммеля не кажутся уж столь

фрагментарными. За его подчеркнутым субъективизмом и скептицизмом

просматривается философское видение культуры.

коммерсанта, крещеного в лютеранской церкви, был младшим из семи детей. Отец его

рано умер. Друг отца - владелец музыкального издательства - взял на себя заботу

о талантливом юноше. Георг сам пробивал себе дорогу в жизни. Часто он испытывал

тоску и одиночество. Закончил классическую гимназию, затем - философский

факультет Берлинского университета. Его учителями были Моммзен, Лацарус,

Штейнталь, Бастиан.

Докторская диссертация Зиммеля посвящена Канту. Он рано стал приват-доцентом, но в академических кругах к нему относились настороженно, не захотели избирать

штатным профессором, каковым он стал лишь за четыре года до смерти. Почти всю

жизнь Зиммель не получал регулярного жалованья и жил на гонорары с лекций и

студенческие взносы. Он являл собой тип философа-публициста и салонного оратора.

Часто выступал перед театральной богемой, прославился, как блестящий лектор.

Умел мыслить вслух и проникновенно говорить о наболевших вопросах. Возбуждая

слушателей энергией своей мысли, Зиммель писал и говорил одновременно для двух

аудиторий - профессиональных ученых и любопытствующих интеллектуалов. Интерес к

экзотическим темам и склонность к импровизации дали повод Ортеге и Гассету

сравнить Зиммеля с белкой, прыгающей с ветки на ветку и откусывающей понемногу

от каждого орешка.

Зиммель был "маргиналом" еще и потому, что не желал занять определенной

политической и мировоззренческой позиции, не примыкал ни к одной партии или

философской школе. Он чувствовал себя как рыба в воде в потоке новейших проблем,

был одновременно романтиком и позитивистом, либералом и социалистом,

националистом и космополитом. Когда во время лекции ему приходила в голову

хорошая идея, он "на ходу" менял точку зрения и разворачивал цепь своих

ассоциаций в новом направлении. Зиммель был скептиком, аналитиком. Его лекции

захватывали, будили мысль, но не содержали какого-либо положительного кредо,

веры, убеждений, которых он не смог выработать, или же тщательно скрывал.

Сегодня от него такого кредо никто бы и не потребовал. Многие из нас -

свидетелей конца тысячелетия - давно привыкли жить без веры, не видя в жизни

смысла. Но в начале ХХ века "климат мнений" был иной, интеллигенция верила в

будущее, жила идеями и глобальными проектами. Безверие, "всеядность" Зиммеля

подрывали его репутацию. Он охотно беседовал с театралами, учеными, поэтами,

политиками. Повсюду блистал, срывал аплодисменты и везде чувствовал себя

чужаком. Эта стратегия жизни соответствовала его представлениям о характере

эпохи, ее главных тенденциях: обогащении общечеловеческой "объективной

культуры", освобождении индивида от групповых, корпоративных связей и его

прогрессирующей дифференциации, размывании единой самоидентичности на множество

самостоятельных "я".

Увлечение социологией, не значившейся в списке академических дисциплин, также не прибавляло ему научного веса. В Германии сложились прочные научные традиции в

области социальных и гуманитарных наук, каждая из которых имела свой конкретный

предмет и методы исследования. Попытки Зиммеля создать социологию как

самостоятельную методологическую науку об обществе, воспринимались как

сумасбродство.

Источником творческих импульсов и благодарной аудиторией была для Зиммеля

"неформальная берлинская культура". Так называлось сообщество ученых, поэтов,

политиков, юристов, воодушевленных победным пафосом естествознания и

предчувствием великих перемен. В 80-е годы прошлого столетия, когда Зиммель

только начинал свою деятельность, дух прусской солдатчины и феодальной

бюрократии мирно уживался с диалектическим духом гегелевской философии. Но не

прошло и пятнадцати лет, как Берлин стал стремительно превращаться в новую

столицу Европы. Наука, техника, мощные корпорации, имперские амбиции вышли на

первый план. Крупп - король сталелитейной промышленности - сменил Канта в

качестве лидера нации. Диалектику стала теснить термодинамика. Рост богатства,

военной и технической мощи, сопровождался настроениями духовной пустоты и

растерянности. Освобождение мыслящего ума от национальной традиции оборачивалось

культурной беспочвенностью, отсутствием стимулов для разработки философских

Новые идеи в Германию приходили из-за рубежа. Особенно популярны были русские - Толстой, Достоевский; скандинавы - Стриндберг, Ибсен, Гамсун; французы - Золя, Мопассан.

Духовный разброд, плюрализм мировоззрений, падение авторитетов - все это имело, однако, и положительное значение для науки. С поверхности жизни сдергивалось

покрывало его благопристойности. Культура представала в своей иррациональной

обнаженности, противоречивости, экзотичности. Идейные течения разного рода:

позитивизм, кантианство, марксизм, социальный дарвинизм, расизм, идеалистическая

философия истории мирно уживались и плодотворно взаимодействовали, пока

оставались в рамках научного сообщества. Позже - в 20-30 годы взрывчатая смесь

марксизма, дарвинизма и древнегерманских мифов, приправленная ницшеанским

романтизмом, выплеснется в политику и породит фашизм. Образ "сверхчеловека

будущего" захватит умы передовой германской молодежи. Но на рубеже столетий

взаимодействие науки, философии и идеологии активизировало умы, готовило почву

для культурологии.

В разные периоды жизни Зиммеля привлекали разные проблемы и разные методы

исследования. Изначальным был у него интерес к общению, социальности в ее

непосредственных проявлениях. Неловкость при встрече, конфликт, любовь, соблазн,

близость, внутренние барьеры между людьми, тайна личности - чужой и своей - вот

что возбуждало его и толкало к исследованию общества. При этом Зиммель хотел

следовать девизу Спинозы: "Не плакать, не смеяться, но понимать". Он думал, что

для достижения успеха социологу следует отказаться не только от оценок, но и от

какой-то определенной роли или позиции в обществе.

В методологии Зиммель сначала склонялся к позитивизму: спенсерианству и

дарвинизму. Затем стал искать априорные формы социального познания, опираясь на

Канта. Тогда-то и родилась его "формальная социология". Одновременно произошел

"прорыв" в феноменологию культуры, в которой диалектика формы и содержания

находятся в центре внимания. Последний - культурно-философский период жизни -

окрашен в эстетико-романтические, трагические тона. Отталкивание от буржуазности

и рационализма сочетаются теперь у Зиммеля с консервативным патриотизмом и даже

пафосом милитаризма. Отчаяние оттого, что жизнь казалась неудавшейся, а история

Не оправдавшей надежд, порождало внутренний разлад. Глубокий скепсис позднего

Зиммеля сочетается, тем не менее, с восторженным гимном вечно молодой, бурлящей

2. Стихия социальной жизни.

Воздерживаясь от признания "социальной субстанции", Зиммель говорил о множестве

качественно особых, больших и малых сил, стихий, из которых складывается

общественный процесс. К таким силам он относил любовь, благодарность,

конкурентность, вражду, моду, стремление к самоутверждению, новизне и многое

Бесформенные и бессодержательные в своей первооснове социальные стихии,

включающие в себя инстинктивные, социальные и духовные силы, многообразно

сочетаются в социуме, "расслаиваются" на "форму" и "содержание", которые затем

взаимодействуют друг с другом. Форма - безлична, универсальна, инертна.

Первоначально Зиммель опирался на физико-химические и биологические аналогии: он говорит о социальных атомах и молекулах, дифференциации и интеграции, социальной материи, которая может "сгущаться" и "разрежаться". Социальные стихии могут распространяться подобно ураганному ветру или надолго застывать в форме

социальных институтов, догматов, обычаев. Формы, вбирая в себя вновь возникающие

стихии, перерабатывают их на свой лад. Церковь, государство, наука - это формы.

Они втягивают в себя любовь, жадность, славолюбие, конкурентность, наделяя их

особым символическим смыслом. Позже, разлагаясь, социальные формы передают

накопленную энергию другим, новым формам, которые осмыслят эти силы и

символизируют их по другому.

Так, из богословских споров рождается научная полемика, из протестантской

тревоги и озабоченности - страсть к деньгам и накоплению, из монастырского

послушания - светское образование, из православно-русской мечты о Царстве Божьем

на Земле - могли бы мы добавить к этому - строительство коммунизма в СССР.

Зиммель не стремился свести сложную ткань социальных отношений к какой-то одной

силе, форме, как это делали другие философы. "Солидарность" Дюркгейма действует

как сплачивающая сила, но только наряду с враждой и конкуренцией. Труд и

капитал, это, конечно, мощные социализирующие силы, но лишь в комбинации с

религией и этикой.

Из многих стихий и сил Зиммель выделяет в качестве особо значимых деньги и

социализированный интеллект (рациональность). Эти стихии объективны и

субъективны, конструктивны и деструктивны, содержательны и формальны в одно и то

же время. Они создают как реальные институты, так и идеологические фетиши.

Вместе с Вебером Зиммель вводит в социологию понятия рациональности,

рационализации, социализированного интеллекта. Социальная рациональность не

похожа на абсолютный Разум просветителей. Она не является чистым, бескорыстным

общественным сознанием. Рациональность в обществе представлена множеством

разномыслящих умов. Она не оформляется в строго логический дискурс, включает в

себя противоречия, непроясненные, иррациональные моменты. Мотивирующая сила

общественной рациональности - это не только "воля к власти", как думал Ницше.

Возможно, это воля к служению, жертве, согласованию средств и целей, отысканию

практической выгоды. Из общественной рациональности вытесняется, насколько это

возможно - непредвиденные, неуправляемые компоненты. Конкретным примером могут

служить армейская или чиновничья системы соподчинения. Никакая конкретная

рациональность не охватывает всего общества. Попытки насадить повсюду одну и ту

же дисциплину, логику, систему рангов, наталкиваются обычно на мощное

сопротивление "первичных" стихий. Чем тоталитарней система, тем больше

вероятность оппозиции, раскола, гражданской войны. Наиболее устойчивы и

эффективны те общества, в которых, при наличии некоторого доминирующего порядка,

сохраняется известная степень свободы за всеми социальными силами.

Рационализация приходит на смену родоплеменному сознанию, набирает силу по мере распада традиционных обществ. Наука, техника, бюрократия, системы массовой

коммуникации служат ей опорой. Но рациональность - не монолитна, не прозрачна.

Она включает в себя в качестве элементов право, традицию, материальные интересы,

добрую волю, идеологический миф, моральный энтузиазм и даже религиозное рвение.

Рациональность ценна тем, что скрепляет эти разнохарактерные элементы в одно

целое. Экономика, мораль, религия, семья, труд становятся частями единой

социо-культурной системы. Рациональность можно трактовать как общее имя для всех

легализованных идеологий, когда они достигают согласованности. Рациональность -

инструмент управления. Поддерживать, развивать и совершенствовать ее призваны

политики, ученые, вся властвующая элита и интеллигенция.

Вторая социальная стихия - деньги, денежное обращение. Родина денег - городской

социум с его мимолетными, анонимными рыночными связями, жизненно важными не

только для товарного обмена, но и для духовных взаимодействий. Деньги - это

"вечный двигатель" "социальной машины", позволяющий разворачивать ее в разных

направлениях. В них объединятся усилия и мысли миллионов людей. Обращение денег

подобно обращению знаний, информации. Деньги - в феноменальном плане - это

вознаграждение за труд, общепризнанная стоимость, инструмент распределения благ,

принимающий вид налогов, пошлин, процентов; орудие культуры, науки, образования

В виде инвестиций. Деньги есть чистая функция, средство обмена - чего угодно

на что угодно. Но, как это ни парадоксально, также и независимая от воли и

разума стихия. Она может "разбушеваться", и тогда банки, президенты и

государства утрачивают над ней контроль. В часы и минуты экономических кризисов

одни становятся нищими, другие - миллионерами. Сила денег вытеснила из сферы

труда и управления такие инструменты, как рабство, прямое насилие, личная

преданность. Но она вытеснила также и мораль, честь, достоинство, веру в добро.

Деньги составляют сюжетную основу множества романов, спектаклей, кинофильмов. У

них нет ни ума, ни совести. Деньги - фетиш, орудие Сатаны.

Все это было хорошо известно многим писателям и философам, в частности, Марксу, который видел в деньгах узаконенное орудие эксплуатации человека человеком и

требовал их отмены в коммунистическом обществе. Идя вслед за Марксом, Зиммель

указывает на иррациональные и антиобщественные формы, которые может принимать

денежная стихия. Это - расслоение общества на богатых и бедных, бессмысленная

роскошь, сверхпотребление - на одном полюсе и нищенство, гибель талантов,

духовная деградация - на другом.

Деньги освобождают индивида от опеки семьи, общины, церкви, корпорации. В них человек находит осуществление великого идеала Личной Свободы. Каким образом?

Во-первых, путем концентрации в одних руках денежной массы. Во-вторых, путем

освобождения человека от повинностей и обязанностей перед господином, от

которого можно "откупиться". В-третьих, путем получения льгот и привилегий с

помощью взяток. В-четвертых, путем увеличения массы "услуг", получаемых от

других лиц, при сохранении личной независимости от них. В-пятых, путем

расширения круга общения. Ясно, что деньги в своей освобождающей функции

являются разрушителями родственных, родоплеменных отношений, инструментом

модернизации традиционных обществ и одновременно уничтожения малых культур.

Деньги способствуют формированию групп на основе общих целей, безотносительно к

социальной полезности, моральности этих целей. Отсюда организованная

преступность, публичные дома и т.д. Вместе с тем, индивид, общаясь с людьми

душевно и морально чужими, многому научается и становится внутренне свободнее.

Поэтому через денежное обращение пролегает путь к самореализации и осознанию

каждым индивидом своего признания.

В восьмисотстраничной книге Зиммеля "Философия денег" говорится о том, насколько эффективным изобретением оказались деньги. В них материализуется вечная мечта человека с помощью символа, талисмана обладать властью над миром и собственной судьбой. Деньги - "презренный металл". Но ради него люди гибнут, идут на

преступление, продают тело, душу и ум.

Из всех предметов обладания деньги кажутся наиболее "послушными". Они не требуют "ремонта", ухода. Но операции с большими деньгами - рискованны. Удачное вложение денег позволяет в одночасье сколотить миллион, а неудачное ведет к потере

состояния.

Деньги скрепляют разнородные элементы социума, конкурируя в этом отношении с идеологией, религией, этикой. Введение всемирной валюты сильно ослабило бы

суверенитет отдельных государств.

Нелегко объяснить, из каких источников черпают деньги свою силу. Ясно, во всяком случае, что не только из накопленного труда, но и из разнообразных человеческих

потребностей и фантазий, а также из динамики спроса, социальных отношений.

Деньги подтверждают представление о символическом характере культуры. Они

являются инструментом, но легко превращаются в самоцель, низводя подлинные

ценности до уровня средств.

Альтернативой денежному фетишизму может быть не социализм, а новая подлинная духовность. Ведь с помощью денег можно строить и любую форму государственности.

Все зависит от человека. Деньги - энергоноситель культуры. Они позволяют

преобразовать социальных хаос в порядок. Деньги - наглядный пример

"объективной", отчужденной культуры, которая противостоит жизни.

Деньги и интеллект - главные стихии цивилизации - объективной, безличной и

бездуховной культуры. Именно они обуславливают мощь, сложность современной

жизни, ее возрастающую системность и вместе с тем хаотичность. Разрушаются

эмоционально-волевые связи между людьми, разрастаются отчужденные формы

взаимоотношений. Деньги могут дать простор любому таланту, освободить от любых

зависимостей. Но одновременно они выбивают почву из-под ног. Свобода покупается

путем душевного и духовного опустошения, утраты родины, родства, любви.

Рациональности и деньгам противостоят и одновременно поддерживают их -

многочисленные иррациональные силы самой жизни: страсти, властолюбие, любовь и

вражда. Конфликт жизненных стихий и форм культуры подробно исследован Зиммелем в

его поздних статьях. Но уже в период разработки формальной социологии Зиммель

анализирует ряд форм, которые, по существу, тождественны жизни, являются ее

элементами. Таковы, в частности, любовь, благодарность, вражда.

3. Феномен вражды.

Вражда - особенно характерный феномен, являющийся одновременно и содержанием, и

формой жизни. Из зиммелевского анализа вражды выросла современная

конфликтология. Широкие масштабы вражды в виде войн, классовой и религиозной

ненависти, межнациональных конфликтов - очевидны. Вражда поддается рациональному

объяснению и урегулированию. Но правильное понимание вражды требует сочетания

научно-рационального и интуитивно-личностного подходов. Дело в том, что вражда -

одна из мировых стихий, действующих и в обществе, и в объективном мире, и в

самом субъекте. Она может быть сведена к минимуму, введена в культурные формы,

рационализирована в виде экономической конкуренции, научной дискуссии, спора, но

не может быть полностью искоренена. Игры, состязания сторон в суде - также

служат примерами социализированной вражды. Вражда присутствует в экономике,

политике, религии, семейных отношениях и даже в самой любви. Она проявляется в

мощных, кратковременных разрядах вспышках или в вялотекущих процессах, когда

наблюдаются циклические подъемы и спады напряженности. Вражда между людьми -

естественна, о чем говорит известная поговорка: "Все люди - враги", которая

столь же верна, как и противоречащая ей: "Все люди - братья".

Мы ощущаем изначальность, истоки вражды в своей экзистенции, в том особенном

интересе, который испытываем к несчастью ближнего, а также в "духе

противоречия", который возникает подчас между самыми близкими людьми, активно и

глубоко возбуждающими друг друга. "Оппозиционный инстинкт", как полагает

Зиммель, "подмешивается" к поведению человека в любых ситуациях: человек

утверждает себя, отрицая другого.

В статье "Человек как враг" Зиммель говорит о множестве случаев, когда мелкие,

даже смехотворные поводы служили причиной кровопролитной, годами длящейся,

борьбы. Здесь можно вспомнить борьбу партий "Правой" и "Левой" руки в Индии,

"Алой" и "Белой" Розы в Англии. Создается впечатление, что поводы для вражды

изыскиваются специально, когда энергия напряжений в социуме достигает известного

предела. Душа имеет потребность любить и ненавидеть.

Моралисты всех времен призывали людей к миру и согласию. Между тем, человечество всегда воевало. Едва ли был период в истории, когда не происходило бы

вооруженного столкновения. Взаимоотношения примитивных групп почти всегда -

враждебны. Греческие города постоянно воевали друг с другом. Так же вели себя

русские княжества и индейские племена. В цивилизованных обществах делаются

энергичные попытки устранить вражду. Написано немало трактатов о "вечном мире",

который должен наступить в результате взросления и вразумления человека. Однако

две мировые войны между цивилизованными народами Европы опровергают, по всей

видимости, эту теорию. И все же функциональность согласия и любви в обществе

кажется более очевидной, чем необходимость вражды и ненависти. И уж вряд ли

нужно разъяснять, чем грозит человечеству крупномасштабная война в современных

условиях, на рубеже третьего тысячелетия.

Любовь встречается реже, чем вражда, потому что она возникает при стечении

многих обстоятельств, связанных с возрастом, наклонностями, социальными и

родственными отношениями, сходством глубоких интересов. Для возникновения вражды

достаточно даже одного мелкого повода. Применяя закон термодинамики, мы можем

сказать, что вражда выражает тенденцию к самопроизвольному росту энтропии, к

хаотизации, тогда как любовь есть неэнтропийный процесс и, чтобы она возрастала,

необходима работа души. Тем не менее, Зиммель подчеркивает тесную связь между

враждой и любовь и сосредотачивает внимание на функциональности вражды.

Стихийное отвращение, даже чувство ненависти, между мужчиной и женщиной не имеет

определенных оснований. Однако оно есть символ здорового, целостного бытия,

часто - прелюдия к страстной любви.

Тесную близость между людьми трудно поддерживать, потому что душевно-духовные отношения, в отличие от материально-экономических, не могут быть статичными.

Душа человека - всегда в движении и у каждой души - свой путь. Поэтому общество, нуждаясь в гарантиях надежности и душевной близости, выдвигает множество

запретов на инновации в действии и мысли. Чтобы согласовать два императива:

социальной надежности и душевной близости, церковь выдвигает догмат о таинстве и

нерасторжимости брака.

Чем тоньше, глубже, живее связь между людьми, тем легче она рвется. Гениальные

творческие личности сближаются на короткое время, а потом - расходятся. Общие

интересы, общая идеология особенно сильно провоцируют вражду. Если единство,

общность стали чем-то само собой разумеющимся, то всякое отступление от них

воспринимается болезненно.

С чужим человеком мы соприкасаемся лишь отдельными "точками души", пряча себя в "скорлупу сдержанности". Но в семье или политической партии конфликты могут

вспыхивать из-за пустяков. Обвинения в предательстве, ереси возникают на почве

идейной или духовной близости. Тем не менее, хорошо воспитанные и гармоничные

люди именно в момент конфликта осознают, сколь незначителен он по сравнению с

благодатным чувством близости, любви или дружбы. Это возможно потому, что высоко

развитые люди способны сочетать полную самоотдачу с полной внутренней свободой.

Однако для большинства людей, находящихся в близких отношениях, характерны

неосознанная зависимость, недоговоренности, желание господствовать. Чтобы

ограничить эти деструктивные тенденции, приходится поддерживать некоторую

оптимальную дистанцию

Смысл любви, ее функциональность - понятны. Любовь помогает выживанию,

обеспечивает поддержку, надежность, прочность общественных связей. Но зачем

нужна вражда? Почему она шире распространена, чем любовь? Почему она так легко

вспыхивает и так трудно бывает ее погасить?

Вражда "востребуется" во-первых, для поддержания конкуренции, которая необходима в экономике, науке, искусстве. Некоторая доля враждебности активизирует

взаимоотношения, делает их более живыми и интересными. Во-вторых, вражда

выступает как защитный механизм. Мы враждебны к тем, кто нас унижает, заставляет

усомниться в нашей ценности и достоинстве. В-третьих, вражда - инструмент

обновления жизни. Вражда "отцов и детей" помогает обществу развиваться, быстрее

отказываться от устаревших традиций. Вражда привлекает внимание к новым спорным

пунктам, заставляет сосредоточиться на них. Конфликт служит сигналом к началу

перемен и даже к сближению. Внедрение инноваций часто связано с враждой, с

подготовкой к войне. Многие научные открытия сделаны, как известно, благодаря

гонке вооружений. В-четвертых, вражда, согласно Зиммелю, предшествует сближению

и любви, служа как бы "отступлением для разбега". Вражда помогает взаимодействию

культур. Плодотворный синтез многих этнических сообществ произошел в результате

войн. В-пятых, вражда подогревает спор, в котором рождается истина. Истина

нередко уясняется и устанавливается в результате длительной борьбы партий, ценой

крови и жертв. Далеко не всегда можно прийти к истине прямым и мирным путем.

Зиммель считает конфликт конструктивным механизмом социальной жизни. В отличие

от Маркса, который стремился к осознанию антагонизма между классами для того,

чтобы начать войну, революцию, Зиммель считает, что чем ближе мы подходим к

осознанию конфликта, тем легче преодолеть его путем компромисса. В развитии

вражды, как и в любви, интеллект следует за чувством. В мелкий конфликт

постепенно вовлекаются все более мощные силы. Враждебное противостояние чаще

всего есть результат стихийного развития конфликта, возникшего по

незначительному поводу.

4. Формальная социология.

Естествознание существенно отличается от социологии. Первое есть образец науки,

и оно строго организовано. Вторая состоит из знаний, рассеянных во всех областях

культуры: мифе, религии, искусстве, исторических хрониках и биографиях. Почему

возможно естествознание как наука? Во-первых, потому что мы можем воспринимать

природные объекты с помощью ощущений (цвет, тепло, движение и т.п.). Во-вторых,

существуют, как показал Кант, универсальные, присущие всякому сознанию формы

восприятия (время, пространство, причинность, закон, факт) под которые мы можем

"подводить" все то, что видим и представляем. В-третьих, человек, познающий

природу, может отделить себя от объекта познания. Мы "встроены" в природу как

живые существа, но в процессе познания способны отвлечься от наших естественных

связей и потребностей, быть беспристрастными. В-четвертых, наше познающее

сознание - это одно, а познаваемый предмет - совсем другое.

Все эти условия отсутствуют в социологии. Во-первых, здесь нет никаких ощущений, которые шли бы непосредственно от предмета - общества. Оно - незримо,

неосязаемо. Само существование общества как особой реальности, подвергается

сомнению. Социологический "номинализм" выводит понятие "общества" как целого из

суммы представлений отдельных людей, которые на основании своего опыта и в

соответствии со своими практическими задачами конструируют образ общества,

который потом "обобществляется". Во-вторых, не существует универсальных

априорных форм социального познания. В каждую конкретную эпоху люди исходят из

непреложных для них представлений о правах, свободах, священном и преступном,

благородном и низком, об иерархии и функциях различных классов. Но уже при жизни

следующего поколения эти незыблемые, казалось бы, представления могут быть

ниспровергнуты и осмеяны. В-третьих, исследователь общества сам является его

членом и подвержен всем предрассудкам и влияниям своего времени. Универсальному

естественнонаучному разуму соответствует в науке об обществе какой-то

культурно-исторический тип рациональности - способности к социальному обобщению,

ориентированной на компромисс, сочетание в единой картине реалий и символов,

разных, подчас противоположных, точек зрения. Более того, само сознание есть в

значительной своей части - по содержанию, мотивации, направленности - социальный

феномен, элемент общества. Именно через сознание и целеустремленные контакты

конституируется сеть взаимодействий, составляющих социальную систему.

Посредством языка, верований, информации, целостных установок, формируются устои

общества, тогда как естественные - возрастные, половые, пищевые, стадные формы

взаимодействия составляют лишь его природную основу.

В-четвертых, естествознание - морально нейтрально. Никого не задевает, скажем,

изучение спаривания у животных. Но человек засекречивает не только свои

естественные отправления, но и многие мотивы общественной деятельности и

общения. Властолюбие, славолюбие, корыстолюбие, всякого рода "комплексы

неполноценности" редко признаются побудительными силами общественных действий.

Социолог ищет такую сущность, такие глубинные интересы, императивы, тщательно

маскируемые, которые, будь они эксплицированы, вызвали бы у многих взрыв

негодования и сама социология оказалась вы "подрывной наукой". Чтобы не быть

таковой, она часто становится наукой апологетической и обосновывает действия

Самые важные политические решения представляют собой тайну, вызывающую жгучий интерес. Глубокая и верная истина социологии была бы раскрытием тайны. И коль скоро такое раскрытие происходит, социологическое знание становится частью

идеологии - господствующей или революционной. Фактически, социология все время

колеблется между критикой и апологетикой, рискуя и в том, и в другом случае

своей научной репутацией. Попытки же выстроить политически и морально

нейтральную социологию приводят к тому, что она становится неинтересной и никому

не нужной. Вот некоторые из препятствий, мешающих конструированию социологии как

Осознавая их, Зиммель предлагает выстраивать ее не как науку об "обществе

вообще", а как науку о типичных, повторяющихся социальных ситуациях, связях,

положениях, которые наблюдаются во многих обществах. Их он называет "социальными

формами". Они подлежат оценке, моральному истолкованию - в соответствие с

историческим контекстом и ценностями исследователя.

Социология возникает из практических задач управления, социальной работы,

образования, политической борьбы. И она может стать наукой, если поставит в

центр своего внимания устойчивые формы общения, социального взаимодействия,

которые видны уже на групповом уровне. Это, например, господство, подчинение,

мода. Социальные формы можно наполнить широким политическим, моральным,

религиозным содержанием. Речь идет о "чистых формах социализации", определяемых

природой человека и характером социума. Они же являются и формами познания,

аналогичными формам познания Канта. Социальные формы - продукт практического

взаимодействия индивидов и связанного с ним переживания и осознания реальности.

Война, семейная жизнь, научное общение - вот примеры форм взаимодействия. Их

осознание включено в эти формы.

Задача выделения главных форм социации очень увлекала Зиммеля. Однако решить ее удавалось лишь в простых случаях. Например, Зиммель отмечает значение количества людей в группе с точки зрения возможных в ней процессов и состояний. Так "диада" может существовать в форме соперничества, вражды, дружбы, господства и

подчинения. Но в "триаде" возможны более сложные комбинации. Два лица

соперничают. Третье, стоящее ниже по уровню развития, чем два других, может, тем

не менее, возглавить группу, выполняя посредническую роль и представляя группу в

обществе. Чем больше группа, тем меньшую роль играют интеллект и моральность, и

тем больше значение властных, коммуникативных качеств, а также внешнего облика

личности - в процессе завоевания власти и социального статуса. Многочисленной

группой легче управлять одному лицу. Поэтому большие страны тяготеют к монархии,

а малые - к демократии.

Формы непосредственно связаны с процессами изменения социального порядка,

социальной структуры. Но эти процессы неотрывны от "содержаний", то есть

переживаний, интересов, настроений. Так, процесс расслоения общества на элиту и

массы, на аристократов и простолюдинов, связан с борьбой материальных, властных

интересов, которые, в свою очередь, обусловлены содержанием народного

менталитета и ценностями общества.

Зиммель уподобляет формальную социологию - геометрии, изучающей формы и

отвлекающейся от содержания. Другая аналогия - грамматика, которая исследует

языковые конструкции безотносительно к смыслу высказываний. Третий пример -

формальная логика. Логика, ведь, не только и даже не столько наука, сколько

практическая форма организации и передачи знаний от одного человека к другому.

Она помогает защитить передаваемую информацию от искажений, не позволяет

превратить коммуникацию в известную игру, называемую "испорченный телефон".

Однако когда человеческие отношения или конкретный разговор стараются всецело

подчинить правилам логики, это выглядит так, как будто весь смысл человеческого

общения сводится к передаче информации. Да и в самом познании мы постоянно видим

присутствие случайных ассоциаций, озарений, интуиций, которые нарушают логику.

Все это нужно принимать во внимание, если мы хотим понять сущность, функции

социальных форм. Зиммель говорит, например, о бюрократии в смысле Вебера как о

естественной, нормальной, эффективной форме управления и поддержания порядка. Но

что происходит, когда бюрократия ожесточается с возрастанием армии, чиновников,

понижением их компетенции или проникновением бюрократизма в такие творческие

сферы как наука или искусство? В этих случаях бюрократия перестает быть

адекватной формой управления, она "отслаивается" от содержания, деятельности и

превращается в помеху для развития группы.

Чистые формы обнаруживаются лишь в редких случаях, поскольку форма и содержание в обществе неизбежно переходят друг в друга.

Что же представляют собой "формы" в переводе на обыденный язык, на практический уровень сознания?

Во-первых, это границы свободы, поставленные классовыми или сословными рамками жизни. Во-вторых, всеобщие морально-правовые нормы. В-третьих, способы общения и достижения целей в коммуникации, принятые в данном обществе. В-четвертых, идеальные типы в веберовском смысле, служащие как в науке, так и на бытовом уровне сознания для классификации, упорядочивания и понимания пестрого потока жизненных явлений.

Так, имеется нечто общее в таких учреждениях, как Двор Людовика XIV,

Госдепартамент США, ЦК КПСС, Совет директоров промышленного треста. Все это -

представительные, властные, организующие центры, в которых сталкиваются,

согласовываются разные мнения, "лоббируются" интересы периферийных групп,

принимаются решения, складывается политическая линия. Сходны по форме:

политическая партия, воровская банда, религиозная секта, подростковая группа,

научная школа. Что у них общего? Свой "климат мнений", "язык", внутренняя

структура лидерства и соподчинения, наличие "ортодоксии", возникновение время от

времени "ересей" и "расколов", борьба с отступниками, предателями,

инакомыслящими.

Наконец, в-пятых, форма выступает как модель поведения, социальная роль, дискурс (например, отцовский, начальнический, пропагандистский, исповедальный). Дискурс усваивается в процессе научения и социализации и может обогащаться или

ослабевать и вырождаться в каждом последующем поколении. Но, как бы то ни было,

дискурс и роль - как формы - существенно влияют на содержание сознания,

трансформируют мысли и чувства личностей в определенном направлении.

Акцентируя значение социальных форм, Зиммель "отталкивается" от распространенных

мистических понятий "народного духа", "души народа", "исторической миссии",

"народной идеи", которые, якобы, помогают осмыслить общество, историческую

эпоху. Он хотел бы представить историю и изменения в общественных структурах как

процесс трансформации безличных социальных форм. Но, будучи

мыслителем-персоналистом и эстетиком, он не смог глубоко продвинуться в этом

направлении. Ведь "проецирование" личностных субъективных содержаний в образы

социальных феноменов и исторических процессов - неизбежный момент социального

познания. Война, революция, социальная реформа, государственный переворот часто

принимают вид "мужественных поступков", "предательств", "роковых ошибок",

"смуты", "безвременья". Это не должно мешать изучению объективных факторов, но

может способствовать лучшему пониманию исторической и человеческой значимости

Зиммель не мог не чувствовать односторонности своей формальной социологии и

стремился восполнить ее "теорией понимания". Он говорил, что понимание формы,

социального феномена, достигается в процессе критики, сомнений, проблематизации

темы таким способом, который понятен современникам. Даже отдаленные события

древности подлежат "понимающей интерпретации". Но это не все. Признав

субъективность своих постулатов и оценок, социолог должен выявить и описать еще

и собственные ценности, повлиявшие на выбор предмета и методов изучения. Нельзя

основывать познание общества на личном опыте. Но и избежать его в процессе

исследования - невозможно. Весь богатейший спектр человеческих чувствований;

любви, ненависти, презрения, восхищения, богоборческих стремлений и фанатичной

веры необходим в работе историка и социолога, теоретика и феноменолога. Культура

осознается лишь на основе полноценного личностного опыта жизни.

Зиммель предложил обширный список социальных форм. Некоторые из них глубоко проанализированы. Но не существует их четкой общепризнанной классификации.

Разные исследователи группируют формы по-разному.

Формы отличаются друг от друга по степени их дистанциированности от потока

жизни, от ее стихийных содержаний. Ближе всего к жизни, к ее содержанию, стоят

личные, интимные формы - дружба, любовь. Однако и они могут стать формальными,

превратившись в стереотипы массовой культуры. Несколько дальше от жизни

находятся экономические, политические, хозяйственно-бытовые и публичные

творческие формы, в которых непосредственные движения душевной жизни смешаны с

мощными идеологиями и взаимодействуют к тому же с властными структурами. Еще

стремятся к полной независимости от массового сознания и от "социального

заказа". Наконец, самые "чистые" формы социации - это игровые формы. Сюда

относятся специально организуемые игры детей и взрослых и, кроме того,

"вкрапления" архаических обрядо-праздничных форм в естественный социум. Наконец,

возможны реликтовые формы поведения, осуществляемые по принципу: "искусство для

искусства" или "наука для науки".

Было сделано немало попыток классифицировать социальные формы. Так, выделены были:

Ситуации: тяжба, обмен, предательство, подкуп;

нормы: правовые, моральные, психологические;

Социальные типы личности: чужак, бедняк, аристократ, лидер;

группы: семья, тайное общество, политическая партия, любовная пара, корпорация,

Групповые структуры: иерархия, централизм, либерализм;

устойчивые формы межиндивидуального взаимодействия: конфликт, компромисс,

господство, подчинение;

Крупномасштабные социокультурные процессы: разделение труда, урбанизация,

секуляризация, колонизация.

Ясно, однако, что социологический и культурологический анализы форм продуктивны лишь в социокультурном и историческом контексте с учетом формы и содержания.

В самом грубом приближении формы - это объективная культура. Содержания -

субъективная. Формы - социальны, безличны. Содержания - индивидуальны,

личностны. Формы - внешний слой сознания. Однако их устойчивость и повторяемость

обусловлены тем, что они вырастают из глубинных - врожденных, бессознательных -

"архетипов" (в смысле Юнга). Так, например, аристократ - это положение в группе,

статус, совокупность групповых мнений. Но сущность аристократизма "в

благородстве крови, рождения", в том, что человек убежден в своей принадлежности

к привилегированному слою. Бедняк - тоже форма. Она не обязательно связана с

отсутствием денег. Бедняка жалеют, презирают, к нему относятся свысока или

помогают. Сущность бедности - "несчастное сознание", лишенность чего-то такого,

чем все располагают в силу обычного порядка вещей.

Распространена также тройственная классификация социальных форм Зиммеля:

процессы, типы, сценарии развития.

Мода - это процесс. Ее не существовало в древности и в Средние века. Она

приходит на смену народным традициях и политическому деспотизму. Мода связана с

урбанизацией и модернизацией. Выходящие на авансцену жизни новые слои

подчеркивают с помощью моды свою независимость от старых авторитетов и

официальной власти, желают быстрее утвердить свое особое положение. Потребность

в идентификации с передовым культурным слоем проявляется в виде моды в массовых,

демократических обществах. В кастовом, закрытом государстве мода не нужна.

Венецианские дожи одевались в одинаковую черную одежду. Одинаковые гимнастерки,

френчи, мундиры, носили партийные функционеры в эпоху Гитлера и Сталина. Мода

свидетельствует о возможности индивидуальных достижений. Ведь "успеть за модой"

могут не все. Модно одетый человек доказывает, что у него есть вкус, энергия,

находчивость. Мода привлекательна тем, что дает чувство настоящего, ощущение

времени. Это - самоускоряющийся процесс. То, что стало особенно модным,

распространенным, уже не свидетельствует о личных достижениях и "выходит из

моды". Мода - универсальна. Она касается не только длины юбок и брюк, но и

политических убеждений, философских идей, научных методов, религиозных исканий,

любовных отношений.

Мода, казалось бы, добровольна. Но она же и принудительна. Ее можно считать

демократическим эквивалентом политической и культурной тирании. Петр Первый

насильно стриг бороды своим боярам. Современный политик сам ищет себе

парикмахера, консультируется с психологами, чтобы выработать привлекательный,

популярный имидж. Мода - поприще для бездарных, зависимых славолюбивцев. Но она

функциональна: заставляет работать промышленность, помогает сплочению новых

групп и сословий, служит орудием коммуникации, продвижения "вверх" одаренных

личностей.

Типами, по Зиммелю, являются: богач, бедняк, авантюрист, аристократ, циник,

кокетка, профессионал, дилетант, "свой человек", чужак и ряд других. Как и в

примере с модой, мысль Зиммеля при характеристике социальных типов движется

диалектически: от субъективного - к объективному, от символического - к

функциональному, от внешнего, формального - к содержательному, внутреннему.

Интересна, например, характеристика аристократа. Этот тип гордится своей

родословной. Он не будет бороться за "права и свободы личности". Ему свойственно

врожденное чувство равенства со всеми живущими и, одновременно, принадлежность к

элите. Аристократ дорожит своей личной свободой и независимостью. Он не

выставляет на вид своих увлечений. Внешне сохраняет спокойствие - и в радости, и

в горе. Ограничивает свои контакты кругом "приличных" людей. Избегает

профессионализма, нормированного труда ради заработка. Он может знать больше,

чем профессионал, но всегда подчеркивает свою принадлежность к праздному классу,

гордится своим дилетантизмом.

Аристократ - человек досуга. Снобизм многих аристократов, их искусственная

холодность и жесткость в общении, позволяют им поддерживать единство сословной

жизни, иметь высокие стандарты личных достижений, в том числе в философии и

науке, искусстве, коллекционировании картин, редкостей. Аристократизм требует

ношения маски, подчас ослабляет душевные силы, ведет к вырождению знатных родов.

Но он имеет ценность, как образец безупречного поведения, разоблачающий

"плебеев", вульгарность и невоспитанность "нуворишей".

Аристократ никуда не спешит, ничем особо не интересуется, часто имеет скучающий вид. Тем не менее, поддерживать аристократию с ее традициями должна каждая зрелая нация. Характерна популярность аристократов среди англичан, склонных

гордится своим либерализмом и демократией.

Интересной и перспективной для социологических прогнозов формой являются

сценарии развития. Они приходят на смену простым экстраполяциям и линейным

прогнозам. Сценарий развития группы, исходящий из возрастания количества ее

членов, намечает в качестве следствия целый веер взаимодополнительных или

конфликтующих тенденций: разделение труда, рост конкуренции, интенсификацию

обмена, уменьшение сплоченности, возрастание свободы и ответственности

индивидов, усиление уникальных и социальных характеристик личности. При

построении сценариев развития сочетаются точный анализ, интуиция и

социологическое воображение. Именно этот вид форм показывает специфику

социальной науки: вырастая из практических задач и наблюдений, она поднимается

до сложной абстракции, и затем вновь трансформируется в практику.

Обрисованные Зиммелем социальные формы близки к формам художественным и легко

могут быть иллюстрированы типами героев и сюжетами литературных произведений.

Сближение социологии и художественной литературы - характерный симптом перехода

от "позитивистской" социологии к культурологии.

5. Философия жизни и культуры.

В своей философии Зиммель опирается на идеи Гегеля, Шопенгауэра, Ницше,

Бергсона, предвосхищает более поздние идеи экзистенциалистов, добавляя к этому

свойственные ему самому психологизм и скептицизм. Категории, которые наиболее

Дух, Общество, Культура.

Жизнь - исходное, самое глубокое понятие. Она иррациональна, самодостаточна,

способна мобилизовать и преобразовать любые природные объекты. Только через нее

может актуализироваться дух. Жизнь - это непрерывный поток бытия. В ее

стремительном напоре различаются действительность и долженствование. Жизнь

стремится к должному, идеальному, к тому, что выше, значительней ее самой.

В каждый данный момент духовное содержание жизни противостоит ей как долг,

идеал, ценность, значение. Достигнув их, жизнь сбрасывает с себя материальные,

идеальные и социальные оболочки, формы, которые служили ступенями на пути к

свободе, и утверждается в чистой духовности. Общество и культура оказываются,

таким образом, продуктами и инструментами жизни, а животная витальность и дух -

ее низшей и высшей сущностями. Такова общефилософская картина бытия по Зиммелю.

Культура делится на объективную и субъективную. Первая есть продукт труда и

мысли многих поколений, которые жили и творили, не зная, во что, в конце концов,

выльется суммарный результат их деятельности. Идеи, вещи, социальные нормы

приумножаются с каждой новой эпохой, сливаются друг с другом в силу непонятного

для нас закона, стремясь к чему-то целостному. Объективная культура вырастает

как бы по воле некоего Абсолютного Субъекта, который пользуется людьми как

временными "наемными рабочими" для реализации неведомых нам целей. Но человек

имеет свои требования к культуре. Отдельный индивид усваивает знания, нормы,

художественные образы для того, чтобы проявить и развить собственный "кусочек"

природы, данный ему от рождения. Так возникает субъективная культура, которая

оформляет, организует и гармонизирует личность изнутри, определяя место всех ее

склонностей и дарований, давая простор каждому из них. В момент творчества

культурные явления соответствуют жизни, но, по мере ее обогащения и утверждения

становятся ей чуждыми, даже враждебными. Примеров тому - множество: астрономия,

служившая потребностям земледелия и мореплавания, начинает развиваться как

самостоятельная наука; социальные роли, лишаясь практического содержания,

становятся театральными персонажами; политическая и экономическая борьба

становится игрой; войны постепенно заменяются спортивными состязаниями; любовь

принимает форму кокетства и т.д. Культурная форма воплощает некое постоянство

бытия. Поток жизни сносит устаревшую форму и заменяет ее новой. Причем, процесс

этот повторяется вновь и вновь. Жизнь, сама по себе, бесформенна, но

целесообразна. Культура - оформлена, но чередование ее форм не имеет цели помимо

самой жизни.

Объективная культура впитывается жизнью, становясь культурой личности. Она

является образовательным и воспитательным ресурсом человечества. Чем богаче,

разнообразнее объективная культура, тем содержательней жизнь. Но рост свободы и

образовательного потенциала культуры - лишь одна из видимых тенденций, которая

по силе уступает другим, гораздо менее благоприятным. Среди них выделяется, по

крайней мере, три: профессионализация, индивидуализация и массовизация.

Культура профессионализируется. Высшие уровни науки, техники, искусства,

политического управления становятся все менее доступны массам, требуют все

большей подготовки и соответствующих способностей. Профессионализация отчуждает

людей друг от друга и делает их глухими и слепыми в отношении общего движения

Выбор жизненного пути индивидуализируется. Традиции, групповые интересы, даже полученное уже образование и воспитание все менее сковывают личность в ее

жизненном выборе. Это дает чувство надежды. Но вместе с нею усиливается конфликт

объективной и субъективной культур. Личность, даже если она правильно оценивает

свои возможности, осознает значимость общечеловеческих ценностей, все же

оказывается ничтожно малой величиной, все чаще становится игрушкой, бумажным

корабликом, гонимым ветрами объективных стихий культуры: миграциями, войнами,

революциями.

Наконец, усиливается массовость культуры. Культура из центров ее производства,

расположенных преимущественно в США и Европе, стихийно распространяется в виде

информации, книг, кинофильмов, моды, политических стереотипов и сознательно

насаждается властвующими элитами с целью сделать массы более послушными, менее

сознательными. Образование и воспитание не защищены от массовой культуры.

Правильно выбрать свой путь, осознать свое призвание становится из-за этого все

труднее. Человеку все реже удается достичь совпадения "центра" своей личности с

центром объективной культуры и даже той ее части, которая избрана им в качестве

своего удела (язык, конфессия, ремесло, круг общения, политическая партия и

Итог всех этих тенденций тот, что мир духа, вовлекая в себя человека,

обнаруживает множество автономных центров развития: религиозных, философских,

этических, национальных. Человек не может жить, не собирая вокруг себя единого

личностного центра. Однако входящие в него компоненты оказываются все более

автономными, фрагментарными, не согласующимися друг с другом. Личность делается

калейдоскопической. Про человека можно сказать, что он - "ткач, который сам не

знает, что ткет".

Таким образом, Зиммель присоединяет свой голос к критикам "отчуждения", прежде всего, к Фейербаху и Марксу. Суть отчуждения в том, что продукты творчества

отдельных индивидов, будучи объективизированы и включены в динамику социальных

стихий, уже не контролируются ни личностью, ни каким-либо социальным институтом.

Адепты религиозных и философско-политических учений столь далеко уходят от своих

учителей, основоположников какой-либо доктрины, что ее основное ядро -

забывается, вытесняется, а второстепенные мотивы начинают доминировать. Ядро -

дробится, из него вырастают вторичные идеологии, которые вступают в схватку друг

с другом. Идеологии дробятся. Складывается мощный фрагментарный слой объективной

культуры. В своей целостности она становится более мнимой, "виртуальной", как

сказали бы мы в век Интернета. Системные построения, моделирующие культуру,

сколь бы они не были выверенными, оказываются далеко стоящими от жизни. Жизнь не

хочет оформляться в систему, не поддается осмыслению в качестве таковой. Эту

ситуацию можно выразить и по-другому: современный человек все менее ясно

понимает, где, в качестве кого и зачем он живет. Объективная культура

обогащается, а личность становится все менее просвещенной. Плюрализму,

расколотости объективной культуры соответствует расколотость личности,

релятивизм ценностей. Индивид как бы "растаскивается" в разные стороны

враждующими между собой потоками жизни. Продукты культурного творчества

становятся все более совершенными - благодаря развитию техники и тому, что над

ними работает много рук и умов. Но овладеть ими становится все трудней.

Обогащение объективной культуры приводит к тому, что степень участия в ней

каждого индивида уменьшается. Все труднее становится понять целостность культуры

и то, каким образом можно ею управлять. Даже развитие науки не столько

обнадеживает, сколько тревожит. Мы получаем больше знаний, но предвидеть их

воздействие на общество, на ход исторического процесса мы не можем. Оказывается,

что лишь в самых примитивных формах наука и техника подчиняются волевому и

разумному контролю. В развитых формах они подчиняют себе человека. Эту мысль

религия - "эти крылья души, призванные вознести ее в мир духа" - приобретает

собственную логику развития и вместо того, чтобы пробуждать дремлющий дух -

сковывает его.

В философии Зиммеля можно различить, по крайней мере, три аспекта: этический,

философский и культурологический.

В этическом аспекте, наиболее популярном, связываемом обычно с ницшеанством,

философия жизни выглядит, как призыв отождествить себя с жизнь, отбросив все

искусственное, дав полную свободу ее творческому потоку. Здоровый жизненный

инстинкт направлен на рост, накопление, реализацию сил, возрастание творческой

Растительность, животный мир, физиологические инстинкты - это лишь низшее

основание жизни, которая достигает апогея в человеке, одухотворенном и

обогащенном культурой. Величие целей, сила мысли, чистота сердечных побуждений,

способность создавать прекрасное - вот в чем проявляется цвет жизни. "Этика

жизни" несовместима ни с благодушным гедонизмом, ни с самоотречением и

смирением. И чувственные наслаждения, и жесткая дисциплина возможны и даже

необходимы тому, кто овладел искусством жизни, твердо встал на путь

саморазвития. Но социальные формы, равно как и догматически понятые ценности не

должны подавлять жизнь, которая находится в вечном движении и ни на чем не

успокаивается.

Соглашаясь с Ницше, Зиммель протестует против альтуристически-демократических

требований, с помощью которого сильного человека стараются сделать слугой

слабого, "здорового - превратить в сиделку у постели больного". Главный вектор

жизни направлен на увеличение ее внутренней мощи и богатства. Смысл и цель жизни

Не в построении чего-то внешнего, отдаленного, а в том, что мы делаем "здесь и

теперь". Смысл данного исторического момента состоит в преодолении сегодняшнего

человека - последующим, высшим типом. "Этика жизни" сочетает в себе

эллинистический стоицизм, категорический императив Канта и идею "вечного

возвращения" Ницше. Суть ее не в том, чтобы строить свое счастье или

способствовать благу большинства. Нужно искать свое дело, долг, призвание.

Нашедший их становится свободным и обретает смысл жизни. Приняв жизнь во всей ее

полноте, он отдает себя во власть мужественных, "победорадостных" инстинктов. Он

"попирает ногами" мечту о благополучии - мечту торгашей, моралистов и

демократов. "Все великое в жизни создавалось дисциплиной сильного страдания".

Проекция философии жизни на мораль и политику требует признания иерархии в

обществе, "пафоса расстояния между людьми". Этот пафос должен воодушевлять тех,

кто "внизу" - стремиться "вверх", а тех, кто "вверху" - честно делать свое дело.

В философском аспекте жизнь оказывается наиболее "смыслоемким" понятием,

преодолевающим старые философские антитезы. Жизнь есть единство субъективного и

объективного, материального и духовного, ставшего и становящегося, природного и

культурного, бренного и вечного. Жизнь достигает своего апогея в человеке. В нем

она максимально одухотворяется, становится сверхприродной и приобретает

космические масштабы. В человеке скрещиваются все потоки жизни и бытия. В нем

жизнь движется "изнутри во вне", то есть превращается в творчество "субъективной

культуры". И "извне во внутрь", становясь "субъективной культурой". Культура

рождается как раз в точке пересечения центробежного и центростремительного

потоков жизни. Она есть форма жизни, которая позволяет ей "пробудиться",

приобщившись к духу, проявить то, что находится в "дремлющем состоянии".

Жизнь есть череда противоречивых переживаний, в которых сливаются бытие и

сознание. Таких, как любовь, страх, вражда, долг, вина, покаяние. Культура - это

религия, наука, философия, мораль, искусство. Все это - преходящие,

материалистические формы жизни, благодаря которым она утверждает себя, обретает

смысл. Но жизнь - бесконечна, бессмертна, незавершаема. Культура же - конечна,

бренна, стремится стать законченной и совершенной.

В каких-то узловых моментах культура и жизнь, форма и содержание - совпадают.

Благодаря этому поток истории приобретает вид непрерывности. Хаос жизни

становится порядком в культуре. Но как только система культурных форм перестает

вмещать в себя новые приливы жизненных сил, она омертвевает, трескается,

превращается в руину. Жизнь имеет огромную потребность в культуре. Только в ней

она видит цель своего движения. Но существует глубокая и непреходящая вражда

между жизненно-творческим, душевным процессом и объективными формами культуры.

Жизнь всегда стремится вперед. Человек талантливый, проницательный, овладевший

искусством жизни, постоянно меняет свою стратегию. Овладевая новыми формами

культуры, он старается удержаться в "центре своей личности", сочетая

пластичность и устойчивость. Но широкие массы ведут себя иначе. Они ждут реформ,

революций, новых философских концепций, в которых откроется, наконец, одинаковая

для всех истина и которые приведут жизнь в окончательный порядок. Однако

проходит немного времени и культурная форма, только что казавшаяся совершенном,

становится тесной и разрушается.

Зиммель отмечает, что борьба жизни и культуры впервые была ясно

продемонстрирована Марксом на примере истории мирового хозяйства. Экономические

силы создают соответствующие им формы производственных отношений, идеологий,

перерастают их, заменяют новыми. Но экономические силы - лишь часть жизненных

сил. Культура стремится охватить единой идеей все "жизненное пространство".

Типические черты каждой большой эпохи проступают, по Зиммелю, в ее центральной

идее, в которой реальное, должное и идеальное - сливается.

Для классического греческого мира центральной была идея Единого Божественного, Субстанционального Бытия, воплощенного в пластических формах, легко ощущаемых благодаря восприимчивости человека к прекрасному. На ее место христианское Средневековье поставило Бога, в котором видели Истину, Причину и Цель всего существующего и который отличался от языческих богов своей интимной связью с

душой человека, освещал его внутренний мир, требовал свободного повиновения и

преданности. С эпохи Возрождения высшее место в духовном мире стало занимать

понятие Природы. Она представлялась сначала единственным предметом для

эстетического созерцания, науки и философии, образом поведения для личности,

источником знаний, необходимых для жизненного обустройства. В XVII веке под

влиянием реформации, углубления философской рефлексии, преобладающее значение

получает понятие "личного Я", как некоторой данности и в то же время -

возможности, требующей реализации. Личность творца, мыслителя, реформатора

оказывается в центре мира. Индивидуалистическое мировоззрение усиливает хаос в

обществе и подталкивает к созданию смелых всеобъемлющих социальных проектов.

Выработанное в XIX веке понятие "общество" все же не стало знамением эпохи.

Основанные на нем социальные движения охватывали лишь небольшую часть

интеллектуальной и политической элиты. Социалистические требование "растворения

личности" в обществе или противоположный ему либеральный принцип "прав человека"

так и остались, в основном, фикциями. И лишь на пороге XX столетия широкие слои

интеллектуальной Европы стали объединяться на основе философии жизни. Идея жизни

стала "точкой отсчета" для интеллектуалов, политиков, предпринимателей и творцов

искусства. Ее значение было подтверждено Ницше и Шопенгауэром, которые поставили

волю к жизни и власти впереди разума - как главную мотивирующую силу.

Вместе с тем, Зиммель отмечает, что философия жизни перерастает требования любой

конкретной идеи, формы, социальной группы. И вот его главный вывод: современная

эпоха характеризуется борьбой жизни против всяких форм. Бесформенная жизнь

утрачивает целесообразность, становится бессмысленной и хаотичной. В этом

состоит глубинная причина кризиса современной культуры. Зиммель иллюстрирует его

примерами из искусства, науки, философии.

Так, в искусстве популярен экспрессионизм. Смысл его заключается в стремлении

непосредственно проявить или усилить в художественном произведении внутреннюю

взволнованность, напряженность художника. Экспрессионизм избегает законченных,

гармонических форм и даже сознательно их ломает, чтобы показать, как они

стесняют творческую стихию жизни. В экспрессионистском искусстве идея жизни

воспринимается не только и не столько разумом, сколько интуицией и волей.

Мысль как бы сливается с жизненным процессом, становится жестом, криком,

свободным мазком кисти. Такое искусство, подобно самой жизни, разрушает всякую

форму. Оно безразлично к добру и злу, прекрасному и безобразному. С другой

стороны, экспрессионизм - это форма ради формы, искусство для искусства.

Подобная же тенденция проявляется в философии американского прагматизма. Будучи

поверхностным, интеллектуально несостоятельным учением, прагматизм, тем не

менее, верно схватывает главный мотив современного миропонимания. Познание

считалось раньше активностью ума, устремленного к объективной истине.

Самостоятельность, объективность истины прагматизмом оспаривается. Прагматики

утверждают, что к познанию нас толкает практические интересы, а истиной является

то, что "выгодно", благоприятно для жизни, оправдывается на практике. Не истиной

направляется поток жизни, а жизнь, напротив, творит и формирует истину так,

чтобы дать себе максимальную свободу.

Третий пример - из этической культуры. Речь идет о двух ложных непродуктивных

формах половых отношений: браке и проституции. Множество браков заключается по

причинам, не имеющим ничего общего с эротикой и любовью - ради наследства,

поддержания статуса, в силу эмоциональной неразвитости и неопытности. Так было

всегда. Жизнь в таком браке оказывается пустой и мучительной. Проституция -

древнейшая из профессий - стала почти легальной. Любовь в ней исчезает или

превращается в карикатуру. Брак и проституция - две формы, против которых

бунтует сегодня Жизнь, поскольку они заглушают самые сокровенные ее истоки. Но

вместо традиционного брака и проституции не предложено пока никаких других

приемлемых форм.

Все три примера, по мнению Зиммеля, об одном: история достигла такого пункта,

когда обычный в прошлом механизм смены одной формы культуры другой - больше не

действует. Жизнь, желая освободиться от всяких форм, стремится к недостижимому.

Взамен утопии стихийно льющейся свободной жизни, Зиммель предлагает создать

культуру, которая будет всегда и для всех духовно-содержательным,

личностно-значимым формотворческим процессом. "Все пространство жизни должно

наполниться культурным содержанием, мыслями и чувствами, действиями и судьбами,

и все они будут проникнуты тем своеобразным единством смирения и гордости,

напряжения и мирного покоя, активности и созерцания, которое можно назвать

религиозным. Жизнь с таким содержанием будет иметь абсолютную ценность, раньше

принадлежавшую только отдельным ее образованиям". Желая проиллюстрировать

сказанное, Зиммель приводит стихи Ангелуса Силезиуса:

Святой, когда он пьет,

Не меньше Богу угождает,

Чем когда псалмы поет".

6. Женская культура.

Оппозиция "мужского" и "женского" в природе и обществе - загадка, не разгаданная до сих пор. Очевидно, что "чистых" мужчин и "чистых" женщин - не существует.

Мужские и женские качества имеются в разных пропорциях у представителей обоих полов, но в чем смысл самой оппозиции?

Мужчина, по Зиммелю, существо экстравертное, становящееся, не имеющее

устойчивого центра. Смысл мужского бытия - в созидании вещей, произведений духа,

форм объективизированной жизни. Мужская стратегия, доведенная до предела,

привела бы к превращению человека в инструмент, к опустошению личности во имя

внешних достижений. Центр мужской личности слабо связан с периферией. Поэтому

мужчина может с воодушевлением предаваться занятиям, не соответствующим его

природе. Ему труднее, чем женщине осознать свое призвание. Экспансия вовне -

постоянная доминанта его действительности, которая сближается с доминантой жизни

как таковой, тоже стремящейся вырваться из всяких границ. Тоталитарный строй и

хаотизация мира - равновероятные результаты "чисто" мужской деятельности. Даже

внешний облик мужчины: угловатость мускулов, грубость очертаний руки говорят о

силе, агрессивности, характеризуют мужчину как эксцентрическое, инструментальное

существо.

Женщина по природе интровертна, целостна, инертна. Она обладает устойчивым ядром личности, которое легко и непосредственно выражается даже в самых

малозначительных действиях. Женщина не склонна задумываться о своем призвании и

предназначении. Она обретает смысл жизни не во внешнем деянии или реализации

отдаленной цели, а в сиюминутных поступках - жесте, мимике, речи. Женщина всегда

"у себя дома", тогда как мужчина - "всегда в пути". Если женскую стратегию

довести до крайнего предела, то мы придем к животному существованию или чистой

духовности, не имеющей никаких внешних, утилитарных задач. Если мужская природа

конгениальна жизни, то женская природа конгениальна человеческой природе. Ведь

особенность человека в том и состоит, что он, в принципе, способен и не иметь

внешней цели, тогда как всякое животное поставлено перед необходимостью жить за

счет чего-то или кого-то. Женщина возвышается над ходом времени. Мужчина

удовлетворен тогда, когда "растворяется" в нем. Женская деятельность направлена

не на переустройство мира, а на укрепление собственной души и ближайшего

окружения, которое есть для нее продолжение внутренней жизни. Мужчина живет

будущим и отдаленным. Женщина - настоящим и близким.

Женщина служит интересам сегодняшнего дня, создает дом, семью, охраняет те

границы и устои, которые существуют сегодня. "Верность" - ее экзистенциальная

характеристика. Мнение о "склонности женщины к измене" - ложно. Оно является

лишь плодом гиперболизированной мужской ревности, имеющей корень в том, чтобы

обладать женщиной как вещью. Мужчина - прирожденный нарушитель границ, часто не

в ладах с законом. Преступников, предателей, имморалистов больше среди мужчин,

чем среди женщин. Облик женщины - плывущая мягкость походки, непринужденность,

естественная красота телодвижений говорят о прочности и эмоциональной

насыщенности ее внутреннего мира, слитности внутреннего и внешнего. Истина

женщины - в ней самой, а мужчина должен найти, создать свою истину. Мужская

истина - инструментальна, соответствует задачам того дела, которым он занят.

Женская истина - онтологична, совпадает с ее бытием. Она не разделена на

"отрезки" рациональными проектами, сменяющими друг друга в процессе жизни.

Женщина легко, не задумываясь, реализует свои душевные стремления, не считаясь

часто ни с логикой, ни с этикетом. Непоследовательность, бестактность,

чрезмерная откровенность - свойственны женщине, но не из-за ее внутренней

"ненадежности", а потому, что ее сущность не соответствует безличным требованиям

господствующей мужской культуры. Женская энергия свободно выливается в действие

и в речь, тогда как мужчина долго сомневается и колеблется, прежде чем на

что-нибудь решиться.

Мужчина - логичней, рациональней, беспристрастней женщины. Отвлеченная философия

соответствует его душевной потребности. Но почему он философствует? Потому что

не ощущает непосредственного смысла жизни, ставит перед собой сомнительные,

труднодостижимые цели. Женщина менее склонна философствовать, ведь смысл жизни

она ощущает непосредственно.

Великое творение женщины - Дом. Значение дома для культуры часто не понимают, недооценивают. Домашняя жизнь считается чем-то малозначительным по сравнению с публичной жизнью. Однако именно дом является первичной "клеточкой" культуры. В доме снимается противоречие объективного и субъективного, а тревожащая текучесть жизни чудесный образом стабилизируется в определенных границах времени и

пространства. Только женщина способна вдохнуть жизнь в беспорядочный конгломерат

вещей, привычек, воспоминаний, которые мы называем домом. Мужчина приходит в

дом, но не создает, не поддерживает его. Объективная мужская культура - это

"бездомное" пространство, но каждый раз заново организуемое и наполняемое.

Женская профессия домашней хозяйки не исключает публичных духовных и творческих

функций. "Малые" пространства публичной жизни - салон, клуб, театральная сцена -

становятся живыми и уютными, как только женщина делает их подобием дома.

Сегодняшняя культура - наука, техника, торговля, военное дело - мужское

творение, ориентированное на внешнюю, отдаленную цель, а не на развитие личности

и облагораживание жизни. Мужчина свободно чувствует себя в раздробленном мире

внешних, отчужденных форм.

Это дает ему житейское преимущество перед женщиной, но не возвышает духовно. Нет уверенности в том, что культура и дальше будет сохранять свой отчужденный,

внедомашний характер. Феминистическое движение, как полагает Зиммель, имело

первоначально, хотя и смутную, но верную цель: покончить с отчуждением, создать

мир, подобный дому, "прозрачный" для личных отношений. Однако под влиянием

мужских установок, которые ассимилировались женщинами, начавшими заниматься

политикой и администрированием, феминистки "сбились с пути", стали добиваться

равноправия "внутри" специализированных областей мужской культуры, примирившись

с ее первоосновами. Успех сопутствовал здесь лишь меньшинству женщин, готовых

предательски идентифицировать себя с мужской ролью. Для женского большинства

доступны лишь "пробелы", "задворки" мужской культуры, которые мужчины сами либо

не хотят, либо не могут осваивать.

Тем не менее, успехи женщин в этих "пробелах" красноречиво свидетельствуют об их уникальных способностях, многие из которых не раскрыты, не выявлены, специально

никак не культивируются. Есть ряд областей культуры, в которых женщина действует

особенно успешно.

Во-первых, это - медицина. Не только лечение, но и медицинское обследование

часто оказывается неэффективным из-за того, что мужчина-врач не в состоянии

вчувствоваться в душевное состояние пациента. Он изучает и лечит "симптомы". А

женщина-врач вступает с пациентом в душевный контакт и улавливает тонкие связи

между направленностью характера и болезнью. Ее сочувственная позиция помогает

больному быстрее выздороветь.

Вторая перспектива для женщины - историческая наука. Ничего значительного нельзя сделать в истории, если ограничиваться рассудочной констатацией объективной

последовательности фактов. Огромное количество пересекающихся

причинно-следственных связей исключает возможность строго линейной, рациональной

схемы исторического процесса. Историк-женщина создает понятную и впечатляющую

картину событий интуитивно, поскольку легко может - в качестве мыслящей,

сопереживающей личности - поставить себя в центр исследуемого процесса.

Фантазия, чувство, воображение сильнее у женщины, чем склонность к фактографии и

логическому мышлению. Поэтому ей понятней и ближе тайные замыслы государственных

деятелей, смутные цели народных движений и даже сокровенный смысл древних

надписей на камнях.

Третья, особенно богатая для женщин возможностями область - искусство. Правда,

из-за значительного веса в художественном творчестве мужских - языковых и

логико-идеологических каноновых форм, многие творения женщин в области поэзии и

литературы выглядят бледно. Но в тех жанрах, где форма неустойчива или слита с

женское творчество богато и проникновенно.

Художественной формой, как бы специально предназначенной для женщины, является роман. Строго говоря, роман вообще не имеет формы. Есть роман любовный,

исторический, приключенческий, биографический, производственный, политический,

стихотворный и т.п. Идеальный роман есть фрагмент жизни и одновременно - нечто

самодовлеющее. Это дом, мир в миниатюре. При этом никакой роман никогда не

бывает завершенным.

Женская личность, по Зиммелю, явственно проступает на ранних и поздних стадиях развития - когда формы культура либо еще не сложились, либо уже "отслаиваются" от содержания и творчество становится свободной игрой ума и воображения.

Примерами могут служить народная песня - с одной стороны, а математика - с

Даже философия, возможно, окажется более богатой и плодотворной, если станет

достоянием женского ума. Сегодняшняя европейская философия имеет привкус мужской

грубости, бездомности и провинциализма. Она лишена легкости, непосредственности,

которые были свойственны греческим философам, понимавшим значение андрогинизма,

гармонического слияния женских и мужских качеств в одном человеке. Полная

самореализация и творческая мощь доступны только андрогину.

Низшие - материальные и высшие - духовные формы культуры - кажутся бесполыми.

Поэтому они более органичны для женщин. Если техника, наука, торговля, бизнес,

финансы, архитектура - это "средне духовные", мужские понятия, то вышивка,

кухонная стряпня, - с одной стороны, чистая математика и философия - с другой,

влекут к себе женщин. В ручном искусстве, украшении тела, выделке одежды,

культивировании жеста, мимики, походки, женщина превосходит мужчину.

Факты большего физического сходства между мужчиной и женщиной у примитивных

народов, чем у цивилизованных и стирание половых различий в одежде и манерах

поведения у нынешней культурной элиты, у "эмансипированных" женщин, также

говорят о "бесполости" низшего и высшего уровней объективной культуры.

Доминирование в современной культуре "средних" форм делает ее мужской,

патриархальной.

Там, где импульсивность и непосредственность легче проявляются, где они не

выпадают из культурного контекста, там женская сущность выражается полней.

Стопроцентно женской выглядит в свете сказанного авторская игра актера на сцене.

"Центр" и "периферия" личности должны совпадать. Идеальный актер чувствует,

мыслит и действует одновременно, как это свойственно женщине. Великая актриса на

сцене полностью растворяется в роли, не имеет собственной личности. Если

актер-мужчина добивается того же, это может быть результатом присутствия в его

личности сильных женских компонентов того, что он "не играет", а вкладывает в

роль свое, личное. Не случайно именно романские народы, которым издавна

приписывали женственность характера, создали театр и вообще более успешно

проявляли себя в искусстве, чем немцы и англичане, за которым закрепилась

репутация "мужественных", хозяйственно-технических наций.

Таким образом, "объективная культура" - адекватна мужской природе. Но нельзя

сказать, что "субъективная культура" - женская. Скорее, в женщине мы видим

стирание оппозиции "объективное - субъективное" и даже стирание

противоположности природных и культурных элементов. Это иллюстрируется

символикой Дома как женского творения. С одной стороны, дом есть вся культура,

обиталище человека, особый способ формировать и упорядочивать Жизнь как целое.

Можно сказать, что Дом есть женская рациональность. В утопических проектах она

стремится охватить все общество. Государство - это мужская рациональность,

могущая организовать лишь внешние, периферийные элементы жизни. В государстве

форма, закон, всегда преобладают над содержанием, тогда как в доме соединяются

Те, кто изучают процесс гуманизации законов и смягчение нравов в истории,

нередко связывают их с возрастающим влиянием женщин. Однако, ни отмена рабства и

крепостного права, ни гуманизация военных обычаев, ни отмена пыток и помощь

бедным в государственных масштабах не связаны, насколько нам известно, с

действиями именно женщин. Влияние женщин на мужскую объективную культуру, на

самих мужчин, действительно, велико. Но оно состоит не в непосредственном

усвоении мужчинами женских чувств и оценок, а в придании ценности, культурной

объективности тому, что уже имеется у мужчины в латентном виде. Рядом с женщиной

мужчина ощущает свою силу, значимость. Определение женщины как "прекрасного

пола" - не простая банальность. Если свести все признаки "мужественности" и

"женственности" и выразить двумя словами, то можно сказать, что мужчина должен

быть "значителен", а женщина - "прекрасна". Значительность - это способность к

целеустремленному, результативному действию. Прекрасное - это самодостаточное,

совершенное и гармоничное. Но ведь в достижении прекрасного состоит цель

человека вообще.

Зиммель сомневается в том, что мужскую, под преимуществу объективную культуру можно реформировать в женскую, равно как и в мечте феминисток о параллельной, независимой от мужской - женской культуре. Скорее следовало бы воспитывать женщин так, чтобы образовывать и культивировать в них женскую сущность.

7. Список используемых источников

1. Соколов Э.В., Георг Зиммель: философия культуры, Санкт-Петербург, 2003.

2. Интернет: http://www.krotov.net

3. Интернет: http://www.countries.ru/library/rspersons/index.htm

4. Интернет: http://sociology.agava.ru

ЗИММЕЛЬ, ГЕОРГ (Simmel, Georg) (1858–1918) – немецкий социолог, создатель теории анализа социального взаимодействия, один из основоположников конфликтологии.

Родился 1 марта 1858 в Берлине в многодетной семье еврея-коммерсанта. Отец умер, когда Зиммелю было 16 лет, мать не поддерживала с сыном тесных отношений. Его опекуном стал друг семьи, который обеспечил его финансовыми средствами на всю жизнь.

После окончания классической гимназии в 1876 Зиммель поступил в Берлинский университет, где изучал философию и историю. Здесь его преподавателями стали историки И.Дройзен, Т.Моммзен и основатели «психологии народов» М.Лацарус и Г.Штейнталь. Таким образом, он приобрел широкие набор обществоведческих знаний. Зиммелю пришлось проявлять настойчивость и твердость в достижении своих целей. Первая его попытка защитить диссертацию провалилась. Несмотря на неудачу, в 1881 он все же получил докторскую степень, защитив диссертацию по физической монадологии Канта .

Зиммель отказался от принятой в то время в академической среде традиции переходить из одного университета в другой. Он остался работать в Берлинском университете, где в 1885 получил должность приват-доцента. Он не имел фиксированной ставки, его жалование зависело от взносов студентов, которые хотели посещать его лекции. Впрочем, благодаря лекторскому таланту, проблем с набором слушателей у Зиммеля не возникало. Его аудиторию привлекал не только стиль подачи материала, но и само содержание лекций. Курс, который Зиммель читал студентам, носил междисциплинарный характер, затрагивая логику, историю философии, этику, социальную психологию и социологию. Его лекции стали посещать не только студенты, но и многие представители интеллектуальной элиты Берлина.

Несмотря на огромную популярность среди слушателей, его академическая карьера складывалась с трудом. На низкой должности приват-доцента Зиммель проработал 15 лет. Основное достижение за этот период – огромное количество публикаций. Ученый почти не принимал участие в дебатах по текущим социальным и политическим проблемам, зато написал около 200 статей и более 30 книг по теоретической проблематике. Первой его известной работой стала книга Социальная дифференциация. Социологические и психоло-гические исследования (1890). В 1892–1893 выходят Проблемы философии истории и двухтомное Введение в этику . В 1900 была опубликована Философия денег , написанная на стыке философии и социологии. Наконец, в 1908 появился его главный труд Социология. Исследование форм обобществления .

Хотя Зиммель постоянно предпринимал попытки стать полноправным членом научного сообщества, был известен и пользовался поддержкой со стороны таких знаменитых ученых как Макс Вебер и Генрих Риккерт , его прошения о повышении научного статуса постоянно отклонялись. Это происходило из-за его еврейского происхождения и распространенных в Германии антисемитских настроений; невнимания к социологии как самостоятельной науке в тот период; свойственного Зиммелю популяризаторского стиля подачи материала. То, что приводило в восторг слушателей, не нравилось многим его академическим коллегам.

Неудачи в карьере не сломили ученого. Он активно участвовал в научной и культурной жизни Германии, вместе с М.Вебером и Ф.Теннисом организовал Немецкое общество социологов. Только в 1901 Зиммель смог получить почетное звание профессора в Берлинском университете, но без места в штате сотрудников. В 1914 ему дали, наконец, постоянную академическую должность во второстепенном университете Страсбурга. Радость была омрачена тем, что, покинув Берлин, ученый потерял привычный круг общения, отчего попал в еще большую изоляцию, чем та, в которой он находился ранее. К тому же после начала Первой мировой войны университет Страсбурга перестал функционировать как учебное заведение. В 1915 Зиммель предпринял попытку занять вакантную должность в университете Гейдельберга, ему в очередной раз отказали. В последние годы жизни его целиком поглотила работа над проблемами культуры (Философия культуры , 1911, Гете , 1913, Рембрандт , 1916). Одним из последних его трудов стали Фундаментальные вопросы социологии , вышедшие в 1917.

Ученый подразделял социологию на три части – общая социология, чистая (или формальная) социология и философская социология.

Общая социология, по Зиммелю, занимается изучением уже устоявшихся аспектов общественной жизни. К проблемам такого рода можно отнести изучение «законов» и «ритмов» общественного развития, закономерностей социальной дифференциации и т.д. Во всех этих случаях общественная жизнь рассматривается как нечто уже существующее.

Общество рассматривается как результат взаимодействия между людьми. И главная задача социологии – это выделение и описание форм этих взаимодействий – сам Зиммель пользовался термином Vergesellshaftung, буквально «обобществление», – в процессе которых и рождается общество. Это выделение из общественной жизни форм обобществления и есть предмет формальной социологии. Иначе говоря, этот раздел социологии занимается изучением того, как возникает общественная жизнь. Сам Зиммель занимался преимущественно именно этой проблематикой.

Наконец, философская социология привносит в науку об обществе элементы теории познания и метафизики. В рамках этого направления решаются вопросы о смысле, целях и причинах формирования общественных отношений.

Занимаясь изучением процессов обобществления, Зиммель выделил несколько основных характеристик, по которым различаются формы социального взаимодействия людей.

1. Количество участников.

Казалось бы, взаимодействие возможно только между двумя и более людьми, но это не совсем верно. Определенные формы обобществления возможны уже и для одного человека, это одиночество и свобода. Например, одиночество означает, что человек исключен из социального взаимодействия, то есть оно тоже является результатом обобществления, но негативным. Два человека представляют собой более простой случай. Самое главное в таком виде взаимодействия – индивидуальность каждого человека в отдельности, которая и определяет характер взаимоотношений. Группа из трех человек еще больше усложняет такую систему взаимодействия. Третий может стать сторонним наблюдателем, посредником, либо наоборот, катализатором отношений между другими двумя. Начиная с группы в три человека, можно говорить об обобществлении в полном смысле этого понятия.

2. Отношения между участниками.

Благоприятные отношения между взаимодействующими людьми описываются посредством понятия «сплоченности». Наивысшая степень сплоченности – любовь, когда люди практически растворяются друг в друге. С другой стороны, сплоченности противостоит господство и подчинение. Это тоже своего рода взаимодействие, потому что заинтересованность одного в реализации своей воли может предполагать наличие заинтересованности других в выполнении этой воли. В отличие от Тенниса и Дюркгейма , Зиммель не считал, что основополагающим принципом общественной жизни является солидарность. Он находил процесс обобществления даже там, где, казалось бы, происходит разъединение и распад взаимодействия между людьми – в спорах, в конкуренции, во вражде, в конфликтах. Этот акцент на антагонистические аспекты взаимодействия между людьми лег в основу нового научного направления – социологии конфликта (конфликтологии).

3. Пространство взаимодействия.

Для описания силы взаимодействия людей и социальных групп друг с другом Зиммель активно пользовался понятием «социальное пространство», подразумевая под ним ту сферу, которую участник общения считает своей и отделяет условной границей от сфер влияния других людей или социальных групп. Благодаря Зиммелю понятие «социальное пространство» и производные от него (скажем, «социальная дистанция») вошло в число основных социологических терминов, оно используется и в современной социологии.

Аутсайдерское положение в немецкой академической среде и склонность «разбрасываться» (занятия то философией, то социологией, то культурологией) привели к тому, что Зиммель не создал собственной научной «школы». Тем не менее, его влияние на после-дующее развитие социологии оказалось очень сильным. Самое большое воздействие теория Зиммеля оказала на американскую социологию – она стала отправной точкой для формирования Чикагской социологической школы (Роберт Пак, один из главных ее представителей, лично посещал лекции Зиммеля). Влияние Зиммеля сказалось также на работах П.Сорокина , К.Манхейма, Х.Фрайера, Т.Адорно и многих других выдающихся со-циологов первой половины 20 в.

Основные труды: Избранное , т. 1; Философия культуры , т. 2; Созерцание жизни . М., Юристъ, серия: Лики культуры, 1996; Социальная дифференциация: Социологическое и психологическое исследование . М., М. и С.Сабашниковы, 1909.

Интернет-ресурсы: http://club.fom.ru/182/178/122/library.html;

(http://anthropology.ru/ru/texts/gorozia/georgia_05.html)

(http://www.countries.ru/library/culturologists/simmel/zimmelff.htm)

Наталия Латова

Георг Зиммель родился 1 марта 1858 г. в Берлине. В 1876 г. он поступил в Берлинский университет, где изучал историю, психологию народов, философию и историю искусства. Его преподавателями были такие выдающиеся ученые, как психологи М. Лацарус и Х. Штейнталь, историки Т. Моммзен, И.Г. Дройзен и Г. Трейчке и др. В 1881 г. он окончил университет и защитил диссертацию о И. Канте. В 1885 г. он защитил докторскую диссертацию и начал свою преподавательскую деятельность, сначала как приват-доцент, а с 1901 г. как экстраординарный профессор. Ни как приват-доцент, ни как экстраординарный профессор Г. Зиммель не получал стабильного жалования. Г. Зиммель женился в 1890 г. на Гертруде Кинель, чьи литературные и философские труды позволили их семье установить контакты со многими учеными того времени (например, с семьей Вебер). В возрасте 56 лет (в 1914 г.) он покинул Берлин и отправился в университет Страсбурга, откуда он получил приглашение. Здесь он проработал вплоть до своей смерти 26 сентября 1918 г.

Основные работы Г. Зиммеля: «Социальная дифференциация» (1890), «Философия денег» (1900), «Социология» (1908), работы по философии и истории культуры.

Исходной проблемой социологических построений Г. Зиммеля является проблема определения предмета социологии. Ученый считал, что социология должна утвердить свое право на существование не посредством выбора особого предмета (который еще не занят другими науками), а как метод. Социология, по мнению Г. Зиммеля, не является наукой обладающей собственным содержанием, поскольку он не находит себе объекта, который не изучался бы какой-либо из общественных наук. Следовательно, раз социология не может определить свой предмет путем простого вычленения тех или иных социальных явлений, она должна сделать это методологически, найдя специфическую точку зрения. То есть социология, по Г. Зиммелю, должна исследовать не содержание, а формы социальной жизни, то общее, что свойственно всем социальным явлениям. Таким образом, Г. Зиммель определяет социологию как науку о процессах и формах взаимодействия.

Объясняя эту позицию, немецкий мыслитель сравнивает социологию с геометрией, которая находится в похожем положении по отношению к естественным наукам. Геометрия не изучает содержание физических и химических явлений, она изучает формы, в которых эти явления протекают.

Общество рассматривается Г. Зиммелем как совокупность форм и систем взаимодействия. Такое взаимодействие складывается на основе определенных влечений и ради определенных целей. Мотивы, побуждающие человека к деятельности, к взаимодействию, могут быть самыми разными: деловой интерес, религиозные импульсы, сексуальные инстинкты, игра и др.

То, из чего формируется воздействие человека на других людей, можно обозначить как материю, как содержание общества. Сама по себе материя, из которой состоит человеческая жизнь, по мнению Г. Зиммеля, в сущности, не социальна. Так, например, голод, любовь, техника – все это не общественные явления. Они становятся таковыми постольку, поскольку преобразовывают изолированное существование индивидов в определенные формы совместного существования.

Общество (обобществление), следовательно, есть, по Г. Зиммелю, в бесчисленном количестве способов реализующаяся форма, в которой индивиды на основе разнообразных мотивов и интересов создают особое единство, внутри которого эти мотивы и интересы находят свое воплощение. То есть общество формируется в процессе взаимодействия людей, которые стремятся реализовать свои интересы.

Задача социологии как науки состоит, по Г, Зиммелю, в том, чтобы изучить различные формы обобществления, классифицировать и проанализировать формы социальной жизни. Таких форм он выделял три: 1) социальные процессы; 2) социальные типы; 3) модели развития.

К социальным процессам относят постоянные, не зависимые от конкретных обстоятельств их реализации явления: господство, подчинение, соревнование, примирение, конфликт и т.д. Образцом социального процесса как формы социальной жизни может служить мода. Мода, по Г. Зиммелю, предполагает одновременно и подражание и индивидуализацию личности. Человек, следующий моде, одновременно отличает себя от других и утверждает свою принадлежность к определенной группе.

Г. Зиммель изучает следующие социальные типы и характеры: бедняк, аристократ, циник, кокетка, чужой и т.д. Например, социальный тип аристократ представляет собой единство двух взаимоисключающих характеристик: с одной стороны, он поглощен своей группой, ее фамильной традицией, с другой – он отдален и даже противопоставлен ей, ибо обладает силой духа, независимостью.

Модели развития характеризуют процессы, происходящие в группах, связанные с изменением их численного состава и усилением индивидуальности их членов. Г. Зиммель отмечал, что по мере роста численности групп члены их становятся все меньше похожими друг на друга. Развитие индивидуальности членов группы сопровождается уменьшением ее сплоченности и единства. Г. Зиммель считает, что исторический процесс развивается в сторону усиления индивидуальности за счет утраты индивидами их уникальных социальных характеристик. Так, например, большая патриархальная семья сменяется самостоятельными и полноправными индивидами и нуклеарной семьей; цеховая и кровнородственная организация сменяется гражданским обществом с характерной для него высокой индивидуальной ответственностью.

Вопросы и задания по теме

1. В чем, по Вашему мнению, причина методологического кризиса позитивизма в социологии?

2. Каким образом В. Дильтей обосновал невозможность существования социологии как науки?

3. Расскажите о номотетическом и идеографическом методах, предложенных неокантианцами.

4. Какой социолог считал, что все социальные явления надо рассматривать как волевые отношения?

а) Г. Зиммель;

б) Ф. Тённис;

в) М. Вебер;

г) В. Парето.

5. Какой тип общественных отношений Ф. Тённис характеризовал следующим образом: преобладают интимные, межиндивидуальные отношения, основанные на привязанности людей друг к другу?