Как уже упоминалось выше, «ишак», которому в принципе уже следовало отправляться на покой, в 1941 году вынужден был опять вступить в бой. В небе произошла знаменательная встреча двух давних противников: советского И-16 и немецкого Bf.109. Однако если уже в 1940 году производство советского истребителя начало сворачиваться, «Мессершмитт» был в самом расцвете сил. Помимо Bf.109E, появившегося ещё в Испании , враг обладал большим количеством Bf.109F. По основным лётным данным «Фридрих» оказался лучше, чем любой из наших новых истребителей. Итак, на момент 22-го июня 1941 года большая часть истребительных подразделений Люфтваффе перевооружилась на Bf.109F. «Эмили», то есть «Мессершмитты» серии Е, широко использовались в основном на второстепенных фронтах и были убраны из подразделений первой линии к середине 1942 года. Качественное превосходство противника было налицо. Советские летчики на И-16 дали достойный отпор врагу. Однако из-за высоких потерь среди истребителей в первые месяцы войны даже старой техники стало не хватать. Вследствие этого в боевых действиях использовались и устаревшие типы И-16 (достоверно известно участие в боях «ишаков» по крайней мере начиная с типа 5). И если новые типы, такие как тип 24, 27, 28 и 29, еще могли сражаться с «мессерами» и немецкими бомбардировщиками, то на типе 5 полноценно воевать было практически невозможно. Тем не менее, несмотря на многочисленные трудности, советские авиаторы показали себя сильными противниками. Это вынуждены были признать и летчики немецких элитных соединений, таких как JG 54 «Grunhertz». 22 июля командир этой истребительной эскадры Ханнес Траутлофт подписал приказ, вызванный высокими потерями в подразделении (за месяц боев 37 летчиков эскадры из 112-ти погибли или пропали без вести). В нём, в частности, говорилось: «Нельзя приветствовать увлечение некоторых наших товарищей маневренными боями с „крысами” (И-16 - прим. авт.) и „иванами” (МиГ-3 - прим. авт.). Рыцарские поединки не для Востока, мы должны просто побеждать». Действительно, немецкие летчики, не страдающие недостатком агрессивности, часто ввязывались в «воздушную свалку» на виражах, что приводило к повышенным потерям. Летчик JG 54 Хуберт Мюттерих по этому поводу произнес фразу, ставшую крылатой: «Не загоняйте „крысу” в угол, ведь в этом случае ей останется только одно - вцепиться вам в глотку!»

Основной тактикой противодействия «Мессершмиттам» для лётчиков И-16 стали бои на виражах. Многие пилоты также практиковали построение в оборонительный круг: хвост каждого самолета в нем защищался последующим. Немецкие командиры в своих воспоминаниях отмечали, что И-16 после построения в круг часто оттягиваются в зону действия советской зенитной артиллерии. Тем не менее, сам по себе приём «круг» малоэффективен (что отмечалось как нашими, так и немецкими летчиками), так как истребитель в данном построении лишается возможности активно атаковать. «Круг» может быть очень полезен для того, чтобы отвлечь противника от сопровождаемых ударных самолётов. Ниже приведен случай такого использования «круга». А. В. Ворожейкин, участвовавший на И-16 еще в конфликте на Халхин-Голе , был опытным пилотом, имеющим более 200 часов боевого налета. В сентябре 1942 года, после окончания академии, он был направлен в 728-й ИАП, на Калининский фронт. Этот полк был все еще оснащен «ишаками». Первый боевой вылет состоялся на сопровождение штурмовиков Ил-2. После взлета у Ворожейкина не убралось шасси, однако он решил не возвращаться и продолжить полёт.

«...Чёрные рваные хлопья зенитных разрывов внезапно заметались между самолетами. Фронт заговорил сам. Штурмовики, словно ожидавшие этого „сигнала”, разом перешли в пикирование. Я начал пристально вглядываться в небесную синеву, густую и неприятную. В ней таится опасность. Но кругом чисто. Так ли? Небо часто прячет врага в своей бездонной глубине. Озираясь вокруг, тревожно кручу головой. Главное теперь - ничего не упустить в воздухе. На землю смотреть незачем: там работают „илы”, а наше дело обеспечить их безопасность в небе. Высоко в стороне увидел две плывущие тени. Очень быстро они приобрели очертание самолетов. Это „мессершмитты”. Деловая сосредоточенность овладела мною. Халхин-Гол и финская не пропали даром. В первом бою я весь горел задором и, как ребенок, не сознавая опасности, готов был держать в руках знамя и кричать „ура”. Сейчас я весь насторожён и понимаю, что к чему. Немедленно помахиванием крыльев сообщаю об опасности ведущему. А пара „худых”, как мы называли истребителей Ме-109, кружится над нами. Почему же она, используя высоту и скорость, не атакует? Через одну-две минуты блеснули еще четыре самолёта. Прикрываясь лучами солнца и стараясь держаться незаметно, они тоже чего-то выжидают. Только я хотел предупредить Купина, как первая пара „мессеров” стремительно, точно ястребы с высоты, бросилась на нас. Дмитрий Иванович круто развернулся на атакующих. А четверка со стороны солнца? Она тоже резко перешла в пикирование, нацелившись на „илов”. Теперь стал понятен замысел врага: пара отвлекает на себя нас, а четвёрка тем временем нападает на штурмовиков. Разгадал ли эту хитрость Купин? Нужно сейчас же сорвать атаку четверки противника! А как? Медлить с защитой штурмовиков нельзя. Оставить своего ведущего? Ну что ж! Этого требует бой! И я резко крутанул свою машину на „мессершмиттов”, атакующих штурмовиков. Но, оказывается, летевшие сзади наши истребители уже чуточку опередили меня. Значит, тоже заметили врага, и может быть, даже раньше. А Купин? Его нет. Сбили? Мысли, опережая одна другую, завихрились в голове. Чувство непоправимой вины опалило меня. Однако сожалеть и раскаиваться поздно: идёт бой. Немедленно беру в прицел одного фашиста и пускаю в него залп из четырёх реактивных снарядов. Впереди вспыхнуло еще не меньше десятка черных бутонов - стреляли и другие летчики. Ни один разрыв не накрыл, к сожалению, цель, но страху мы нагнали. „Мессеры” ушли ввысь. На их крыльях с будто обрубленными концами зловеще раскинулись жирные черные кресты. Впервые так близко я увидел фашистских истребителей. Длинные, тонкие, как бы лоснящиеся фюзеляжи, отливающие желтизной в лучах солнца животы и маленькие, короткие носы - все это напоминало мне гадюк. Пока немцы занимали исходное положение для новой атаки, возникла короткая пауза. Смотрю и не верю своим глазам: Дмитрий Иванович Купин рядом. Очевидно, я его проглядел.

„Илы”, образовав „круг”, спокойно делали свое дело. Защищая их от „мессеров”, мы тоже встали в „круг”. О нападении на вражеские истребители, имевшие скорость километров на сто больше наших, нечего было и думать. Мы могли только обороняться. Кажется, всё на стороне противника: и скорость, и высота, и инициатива. На И-16 ни догнать, ни уйти от них. Единственное наше преимущество - вираж. Но при малой скорости он хорош только для самозащиты. И плохо будет нам, если немцы сумеют разорвать наш круг. Наша сила против „мессершмиттов” - в единстве группы! „Илы” бомбами, снарядами и нулями старательно обрабатывали немецкую оборону. „Мессеры” не проявляли особой активности. Они, словно для отвода глаз - мол, мы тоже не бездействуем, - лишь несколько раз попытались разорвать наше кольцо. Видимо, фашистские летчики убеждены: пока идёт штурмовка, мы их не допустим к „илам”, - выжидают удобного случая. Более удачной обороны, чем „круг”, для И-16 вряд ли можно и придумать. Наш боевой порядок походил на быстро вращающуюся дисковую пилу: куда ни сунься - не возьмешь,. Самолеты, меняя положение, вытягивались в нужную сторону, струями разбрызгивали пулемётный огонь, а то метали и реактивные снаряды. „Мессеры”, как хищные щуки, носились на больших скоростях и при подходе к нам всякий раз, натыкаясь на острые зубы пилы, отскакивали. Но как же мы выберемся отсюда? Нельзя же до бесконечности висеть над территорией противника! Что будет, когда наше кольцо разорвется? Штурмовики закончили свою работу и взяли курс домой. Купин резким движением развернулся за ними. Боевой порядок наших истребителей на какое-то мгновение принял форму вопросительного знака, направленного хвостом к штурмовикам. Мой самолет оказался замыкающим в конце разрыва и приотстал. „Мессершмитты” только этого и ждали. Две пары с разных направлений ринулись на меня. Защищаясь, я круто метнул самолёт навстречу нападающим, загораживаясь от них широким лбом своей машины. Встречные атаки не опасны. Вражеские очереди прошли мимо. Но теперь я остался один, лёгкая добыча для „мессершмиттов”. Скорее к своим! Новый рывок. Стоп! Поздно. Третья пара уже атакует меня. Да и первые две пары снова занимают позицию для нападения. На какие-то секунды я оказался зажатым и слева и справа. Опять инстинкт диктовал отвернуться в свободную сторону, но я понимал, что этим только дальше оторвусь от своих и поставлю себя в еще худшие условия. Попал как кур во щи. Одиночный самолет с неубранными шасси - заманчивая мишень. Вот почему „мессеры”, опережая друг друга, кинулись на меня. И помощи пока я не мог ждать: наши сейчас не оставят штурмовики на съедение вражеским истребителям. В воздушных боях бывают такие моменты, когда бьют, а находящиеся рядом товарищи не могут помочь. Значит, надо выкручиваться самому.

Увертываясь от вражеского огня, швыряя самолет из стороны в сторону, я пошел за своими. Пули и снаряды струились вокруг. Но иного выхода не было. Спасение только в маневре. И я летел, не ожидая помощи. К моему удивлению, наши истребители вдруг разом развернулись мне навстречу. „Мессершмитты” тут же, словно ждали этого момента, бросились на „илов”. Я сразу понял всю глубину нашей оплошности. Купин, выручая меня, оставил штурмовиков. Зачем он это сделал? Лучше уж пострадать одному, чем рисковать „илами”, которые мы обязаны беречь больше собственной жизни. К счастью, все произошло как нельзя лучше. Пятерка И-16, прихватив меня, опять развернулась, и „мессеры”, не успев атаковать штурмовиков, сами оказались перед нашими носами. Немцы отпрянули. Одного мы даже подбили, и он куда-то скрылся. На маршруте „Мессершмитты” долго клевали нас сзади, но ничего сделать не смогли. Небольшими отворотами, применяя своеобразные воздушные ножницы, знакомые еще по Халхин-Голу, мы отбили все атаки. Оказывается, при умении можно удачно вести оборонительные воздушные бои и на наших стареньких И-16 против таких современных „метеоров”, как Ме-109»

Как видно из воспоминаний Ворожейкина, лётчики также использовали во время боя реактивные снаряды РС-82 , которые вообще-то были предназначены для штурмовки наземных целей. Прицеливаться «эрэсами» по такой небольшой и подвижной цели, как «Мессершмитт», было непросто, поэтому РС-82 выпускались обычно «для острастки» или для того, чтобы сорвать вражескую атаку. Тем не менее, при выпуске снарядов пачками, с разным временем установки дистанционных взрывателей, цель нередко удавалось «накрыть». В случае, если лётчик на И-16 видел атакующий его Bf.109, он как правило выводил свой самолет в лобовую атаку, защищаясь широким «лбом» радиального двигателя. В таких ситуациях «ишак» имел явное преимущество, позволяющее выйти победителем из схватки: рядный двигатель водяного охлаждения, стоявший на «Мессершмитте», обладал куда меньшим запасом надежности и лётчика закрыть не мог.

Большой неприятностью для советских лётчиков стали немецкие «охотники», летавшие парами на больших высотах. Они атаковали в основном подбитые или отставшие от строя советские самолёты. Спикировав на самолет, немецкие летчики открывали огонь, после чего на высокой скорости уходили (в особо удачных обстоятельствах атака могла повторяться). Если советский лётчик зазевался, то как правило он погибал, не успев понять, в чем дело. В начале войны все это усугублялось еще отсутствием радиосвязи и неумением летного состава наблюдать за воздушным пространством: подвергшийся нападению лётчик, если он шел позади, не мог сообщить о противнике, в результате «охотники» легко сбивали до половины самолетов в строю, прежде чем лётчики замечали противника. Командир 3-й эскадрильи 4-го ГвИАП В. Ф. Голубев, потерявший зимой 1942 года нескольких летчиков именно в результате действий «охотников», решил проучить фашистов. Он тщательно разработал тактику боя с ними, которую и применил вполне удачно во время очередного вылета (он летал на И-16 тип 29). Вот как это произошло по словам самого Голубева:

«12 марта в 5 утра оперативный дежурный полка принял приказание командира бригады Романенко: всем полком нанести штурмовой удар по железнодорожной станции Мга, куда подошли для разгрузки три эшелона с войсками. Полк подняли по тревоге, и началась спешная подготовка. Каждый раз, поднимаясь рано утром для вылета на задание, я с усилием преодолеваю душевное волнение, которое сохранилось от первого вылета на рассвете 22 июня 1941 года. Что это? Сомнения в благополучном исходе выполнения боевой задачи эскадрильи или страх за свою жизнь? Нет, с приобретением боевого опыта эти чувства отошли. Почему же сегодня, готовя лётчиков, так сильно волнуюсь? Может быть, в этом задании встречусь с „охотниками”? Я жду этой встречи. Неужели сбудется мечта? Ударную группу составляли две шестерки 1-й и 2-й эскадрилий, ведущий Михаил Васильев. Группу прикрытия в составе шести самолетов 3-й эскадрильи по логике должен вести я. Но я, не докладывая командиру полка, назначил ведущим Алима Байсултанова. Сам же с Владимиром Дмитриевым занял место замыкающей пары. Перед вылетом я велел ведомому сохранить на обратный путь половину боезапаса и подчеркнул, что при штурмовке буду в основном выполнять ложные атаки и постараюсь сохранить боезапас полностью. Массированный удар по такому важному объекту, как станция Мга, противник нам не простит, и "охотники" обязательно нападут на нас у линии фронта или будут подстерегать возле аэродрома. Восемнадцать И-16, сделав обходной маневр, на предельно малой высоте зашли на объект с юга, чего противник не ожидал. Реактивными снарядами и пушечно-пулеметным огнем обрушились на врага с двух направлений, загорелись вагоны и платформы с войсками и боевой техникой, которыми были буквально забиты все железнодорожные пути. Истребителей противника над объектом, к счастью, не оказалось, и мы, преодолевая плотный зенитный огонь, сделали повторную атаку всем составом с трех направлений. Пожары и взрывы, как потом донесла разведка, продолжались несколько часов. Васильев правильно поступил, что не повел группу на аэродром кратчайшим путем, а, следуя по тылам противника, вышел к Малукоинским болотам и там пересек линию фронта. На обратном маршруте пункт наблюдения передал, что нас ожидает большая группа „мессеров”. Я был почти убежден, что противник, не сумев перехватить нас над целью и над линией фронта, обязательно пошлёт „охотников” в район аэродрома, чтобы атаковать отставшие или поврежденные при штурмовке самолёты. „Что же, посмотрим, кто кого перехитрит...” - сказал я себе и стал тащиться позади всей группы на высоте двухсот метров. Километров за пятнадцать до аэродрома рядом с нашей группой возникли разрывы зенитных снарядов на малой высоте, значит, где-то над лесом шастают „мессершмитты”. Прибавляю скорость, осматриваюсь. Ага, вот они! Над макушками леса, как я и предполагал, пара Ме-109Ф. Владимир Дмитриев тоже заметил врага и покачал крыльями. Я ответил таким же сигналом. Передачи по радио в таких случаях были мною запрещены. Наша основная группа начала посадку, когда мне до аэродрома оставалось километров пять. Противник продолжал держаться на предельно малой высоте и дистанцию не сокращал. Итак, немец попался на крючок: считая мою пару небоеспособной, решил одновременной атакой своей пары сбить нас эффектно - над собственным аэродромом. Ну что же, такого момента я давно ждал. Увеличиваю скорость и набираю высоту. Вижу - задымили моторы „мессеров”, переведенные на форсированный режим для быстрого сближения и атаки. Достигнув центра аэродрома, делаю резкий с предельной перегрузкой левый боевой разворот для выхода на встречный курс. Вот когда пригодились десятки вариантов и расчётов на такой маневр!

Заканчиваю разворот на высоте около 500 метров, противник намного ниже меня. Он такого манёвра не ждал и оказался в лобовой атаке. Оба „мессера”, задрав желтые носы, пошли на меня, видимо считая, что я без боезапаса и делаю ложную атаку. Темные трассы от двух Ме-109Ф точно тянутся к моему мотору. В прицеле ведущий „охотник”, дистанция примерно пятьсот метров, полторы секунды осталось на всё, пусть даже на жизнь. Пальцы правой руки машинально выжал общую гашетку пулемётов, и три огненные трассы молнией пронизали тонкое тело „мессершмитта”, мелькнувшее ниже меня метрах в пяти. Не думая о результате, делаю второй боевой разворот. И выше себя впереди вижу уходящего вверх единственного „мессера”. Машинально подбираю ручку управления, навскидку беру упреждение и выпускаю все четыре РС-82 вдогон. Четыре чёрные шапки разрывов возникают за хвостом врага, но „мессер” продолжает круто уходить в высоту. Догнать невозможно. Но вот примерно на полутора тысячах метров он делает петлю и, стреляя, несется вниз. Что это? Решил один дать бой или посмотреть на горящий самолет своего ведущего? Нет, выходит из пикирования и зачем-то лезет на вторую петлю. Сейчас дорога каждая секунда. Даю по радио команду Дмитриеву атаковать его снизу, а сам резко бросаю самолет в высоту и на третьей петле в верхней точке стреляю в немца с дистанции пятидесяти метров. Но самолёт не падает, вновь уходит вниз и опять лезет вверх. Что за странные маневры? И вдруг я понял: у противника безвыходное положение, осколками „эрэсов” заклинило рули высоты в момент, когда он уходил вверх после лобовой атаки. На выходе из четвёртой петли „мессер” зацепился за макушки елок возле стоянки самолетов 3-й эскадрильи и без плоскостей пополз по снегу вблизи от аэродрома. Вижу, как летчик выскакивает из кабины и, то и дело падая, бежит в сторону леса, прямо к стоянке моей эскадрильи. Теперь фриц далеко не уйдёт. Сообщаю по радио на КП полка, даю команду ведомому производить посадку и сам сажусь поближе к своей стоянке. Бой происходил на глазах всего гарнизона, и громкое „ура” прокатилось по аэродрому, когда первый „мессер” взорвался. То же было и при уничтожении второго. Завершился красивый победный бой. А что за этой красотой? Целеустремлённый поиск, изучение сотен проведенных боев на самолетах И-16, осмысление лучших элементов тактики и приемов боя, неотступный мысленный проигрыш еще непроведенных боев с новым „мессером”. Три месяца днём, ночью и даже во сне я готовился к этому событию. Через четверть часа механики принесли мёртвого фашистского летчика. Отбежав в горячке от самолёта, он умер от ран, полученных в воздухе. Этот воздушный бой стал как бы переломным, заставил многих поверить в свои силы, а враг почувствовал превосходство советских летчиков. Победа была хорошим вкладом в боевой счет полка, которым мы должны были оправдать гвардейское звание. По сгоревшему самолету ведущего мы не могли определить, кто на нём летал, а вот на фюзеляже ведомого мы насчитали 26 знаков - свидетельство сбитых самолетов воюющих против гитлеровской Германия стран»

Еще труднее И-16 пришлось, когда на Восточном фронте появился новый немецкий истребитель Fokke-Wulf Fw.190. Он имел очень сильное вооружение (четыре двадцатимиллиметровых пушки и два пулемёта винтовочного калибра), а вдобавок к этому - радиальный двигатель, что делало бой с ним на встречных курсах делом практически самоубийственным. Вот как произошла встреча летчиков 4-го ГвИАП КБФ с новым врагом:

«21 октября патрульная группа от первой эскадрильи завязала бой с фашистскими самолётами. На помощь взлетела дежурная шестерка И-16 под командованием комиссара Кожанова. Используя всю мощность моторов, на максимальной скорости спешили кожановцы на выручку друзьям. А положение у тех было сложное. Две четверки ФВ-190 наседали с двух сторон, стараясь оттеснить патруль от кораблей-тральщиков, по которым готовился бомбовый удар „юнкерсов”. Получил ранение ведущий патруля капитан Овчинников. Истекая кровью, он вышел из боя. Тут же пара „фоккеров” устремилась на него в атаку. Фашистские летчики увидели доворачивающие им навстречу пару „ишаков”, однако продолжали атаковать самолет Овчинникова, считая, что преимущество в скорости и в вооружении позволит им не только добить свою жертву, но и справиться с парой Кожанова. Жестоко просчитались фашисты. Вот когда комиссару пригодились новые навыки и упорные тренировки по пускам PC-82 по буксируемому конусу. Он, мгновенно определив упреждение и расстояние до цели, дал залп из всех шести „эрэсов”. Выпущенные снаряды накрыли ведущий ФВ-190, и тот, круто пикируя, оглушительно ревя горящим мотором, врезался в воду. Чёткие действия группы Кожанова и „фоккер”, сбитый с первого же захода, заставили фашистов взять курс на запад, так и не решив своей задачи. А спасённый Овчинников - тоже комиссар эскадрильи - дотянул самолет до аэродрома, нашел силы посадить его и потерял сознание. Да, опять оказался на высоте комиссар. Мастерская, просто ювелирная атака „фокке-вульфа” реактивными снарядами, выполненная Петром Кожановым, стала хорошим наглядным уроком для летчиков полка в борьбе с новейшим фашистским истребителем и прибавила нашим ребятам уверенности в себе».

В литературе встречается упоминание об ещё одном воздушном бою балтийских И-16 с «Фокке-вульфами». В схватку с грозным противником пришлось вступить лётчикам 21-го ИАП КБФ:

«23 Февраля 1943 года пять Ил-2 под прикрытием 8 И-16 (ведущий майор Д. А. Кудымов) вылетели для удара по войскам и огневым средствам на переднем крае обороны противника. Штурмовики шли в строю правого пеленга на высоте 1200 метров. Группа непосредственного прикрытия из 4 И-16 (ведущий майор Д. А. Кудымов) следовала за штурмовиками на дистанции 80 — 100 метров с небольшим превышением, а группа воздушного боя из 4 И-16 (ведущий лейтенант А. Г. Ломакин) шла на 150 — 200 метров выше первой группы истребителей.

Подойдя к району цели в плотном боевом порядке, штурмовики приступили к нанесению бомбово-штурмового удара. Перед атакой „Илов“ пара И-16 из группы непосредственного прикрытия вышла вперёд и заняла эшелон выхода из атаки штурмовиков, другая пара И-16 продолжала прикрывать замыкающие Ил-2 на высоте входа их в пикирование.

Две пары истребителей FW-190 с бреющего полёта сзади снизу пытались выполнить атаку по выходящим из пикирования штурмовикам, но были своевременно обнаружены истребителями, обеспечивающими выход Ил-2 из пикирования на малой высоте. На встречном курсе И-16 атаковали 2 FW-190, ведущий лётчик Цыганков дал по ним залп двумя реактивными снарядами. Другую пару FW-190 атаковали истребители, пикирующие вместе со штурмовиками. Уклонившись от атаки боевым разворотом, „Фоккеры“ намеревались повторить заход по штурмовикам сверху, но попали под удар истребителей группы воздушного боя: командир группы Ломакин с дистанции 200 — 150 метров двумя реактивными снарядами в залпе сбил головной FW-190. Потерпев первую неудачу, противник не отказался от желания пробиться к штурмовикам, но все его атаки были отбиты истребителями сопровождения».

Ведущий группы истребителей сопровождения, командир 3-й эскадрильи 21-го ИАП КБФ майор Кудымов, также одержал в этом бою победу, сбив ещё один Fw.190 . 31 августа 1943 года старший лейтенант Ломакин во время проведения фоторазведки заметил Fw.190, атакующий советский пикирующий бомбардировщик Пе-2. Спикировав на вражеский самолёт, Ломакин открыл огонь с дистанции около 50 метров и сбил «Фокке-вульф». После этого он выдержал атаки двух других Fw.190 и благополучно вернулся на свой аэродром. Следует признать, что борьба с «Фокке-вульфами», в сущности, превышала возможности поликарповского моноплана. К счастью, Fw.190 массировано стал применяться лишь в конце 1942 - начале 1943 года, когда «ишаки» стали выводиться из частей первой линии.

Камуфляжные схемы
	Messershmitt Bf.109E-3, сбитый 17 июля 1941 года летчиками 72-го СмАП СФ
	Messershmitt Bf.109F-2 Хуберта Мюттериха. JG 54, сентябрь 1941 года.
	Bf.109G-2 из II/JG.54. Аэродром Сиверская, осень 1942 года.
	Fw.190 A-4/U3 из II группы 1-й эскадры штурмовиков. Район Курска, 1943 год.

Италия

Несмотря на то, что Италия находится далеко от Советского Союза, Муссолини решил не упускать возможность получить добычу на войне с СССР. Среди прочих войск, против Советского Союза была послана и авиация. 29 июля 1941 года на румынском аэродроме Тудора (возле границы с СССР) началось формирование авиации «Корпуса итальянских войск в России» (CSIR). Помимо бомбардировочных и разведывательных частей, итальянцы прислали 22-ю истребительную группу, укомплектованную истребителями Macchi MC.200 Saetta (51 самолет). Группа прибыла на аэродром 12 августа 1941 года. Любопытным является тот факт, что МС.200 был создан по программе, во многом начатой под впечатлением от успехов И-16 в Испании. Эта программа объявляла конкурс на истребитель-моноплан, призванный заменить Fiat CR.32. Лучшим из представленных образцов и стал МС.200. Его главный конкурент, Fiat G.50, был выпущен в меньших количествах и в основном поставлялся на экспорт. Ему тоже довелось встретиться в воздухе с И-16, в составе Ilmavoimat (ВВС Финляндии). Новый итальянский истребитель с радиальным двигателем Fiat А.74 RС.38 (мощность 840 л. с.) получился весьма удачным, и в конце 1939 года МС.200 запустили в серию. Однако первоначально он не приглянулся итальянским пилотам, привыкшим к маневрённым «Фиатам». (В этом плане ситуация практически один в один повторяет начало эксплуатации И-16 в СССР. В частности, на «Макки», как и на «ишаке», по просьбам лётчиков был снят фонарь кабины, так как он «затруднял обзор».) Первые боевые вылеты итальянских истребителей состоялись 27 августа 1941 года. В этот день «Саетты» атаковали бомбардировщики СБ в сопровождении «ишаков». Итальянцы заявили о шести сбитых СБ и двух И-16. Итальянские источники утверждают, что в 1941 году истребители сбили 12 советских самолетов, потеряв всего один MC.200. Однако с наступлением зимы итальянцам пришлось туго. Ни люди, ни техника не были приспособлены к русским морозам. Переохлаждались двигатели, замерзали гидравлические и масляные магистрали. Итальянцы, к тому же, часто жалуются на открытую кабину МС.200. (Заметим, что советские лётчики-истребители в это же время как-то умудрялись летать с открытыми фонарями.) Как бы то ни было, при отрицательных температурах летчикам Муссолини сражаться было весьма затруднительно. Существенным недостатком «Саетт» также являлось отсутствие броневой защиты.

В сентябре 1942 года CSIR, к тому времени уже переименованный в ARMIR («Итальянская армия в России») получил новые истребители Macchi MC.202 Folgore - модификацию МС.200 с немецким рядным двигателем DB.600. Всего их пришло 12 штук (месяцем позже было прислано еще два). МС.202 показал себя на советском театре военных действий не с самой лучшей стороны: за четыре месяца эксплуатации эти истребители не сбили ни одного советского самолета, правда, и сами не понесли потерь. 19 ноября 1942 года началось советское наступление на Сталинградском фронте. Итальянские войска отступали, покидая аэродромы и бросая на земле самолёты. В января 1943 года действия ВВС ARMIR были закончены, а персонал и оставшаяся техника - вывезены в Италию. В целом, итальянцы не оказали большого влияния на обстановку в воздухе. Их истребители сами по себе были примерно эквивалентны И-16 как по вооружению, так и по лётным характеристикам. Советские ветераны в своих воспоминаниях ставят итальянцев ниже летчиков Люфтваффе, упрекая их за безынициативность, а самолеты Regia Aeronautica считают устаревшими и не соответствующими требованиям Восточного фронта. О бое с MC.200 вспоминал А. И. Покрышкин:

«Помню, пошли на задание смешанной группой - шестерка И-16 соседнего полка и наша тройка „мигов”. Предстояла штурмовка скопления войск противника в районе Чистяково. При подлете к цели нас пытались атаковать двенадцать итальянских истребителей „макки”. Они шли сомкнутым фронтальным строем. Первыми развернулись И-16 и пустили им в лоб около десяти „эрэсов” с дистанционным взрывателем. Реактивные снаряды взорвались в строю противника. Сразу же вспыхнули несколько „макки”. Как факелы, они пошли к земле. Остальные итальянские истребители тут же развернулись, рванули в сторону и скрылись. После этого случая „макки” обходили стороной наши самолёты».

Известно также, что одна «Саетта» была сбита на И-16 в районе Сталинграда Ф. Ф. Федоровым из 629-го ИАП 102-й ИАД ПВО в сентябре 1942 года.

Финляндия

Правительство Финляндии, фактически потерпев поражение в ходе советско-финской войны , жаждало реванша. Шанс для него предоставлялся как нельзя лучший. Поэтому вооружение армии и ВВС продолжалось полным ходом. Большую поддержку в этом теперь оказывал Третий Рейх, поставляя финнам трофейное вооружение. Помимо уже зарекомендовавших себя в Зимней войне «Фоккеров», «Гладиаторов», «Фиатов» и «Моранов» финские ВВС получили новую технику, часть которой была заказана еще во время предыдущего конфликта с Советским Союзом. Английские «Гладиаторы» перестали считаться истребителями: части, летавшие на них, пересели на Fiat G.50 еще в 1940 году. «Фиаты» и «Мораны» к началу Великой Отечественной войны продолжали оставаться на вооружении. Как ни странно, ветеран финской истребительной авиации Fokker D.XXI также не вышел в тираж.

Партия из 44 американских истребителей-монопланов Brewster B-239 (экспортный вариант самолета Brewster F2A Buffalo) был а заказана финнами 16 декабря 1939 года. Их поставка, однако, запоздала (самолеты были присланы весной 1940 года), поэтому поучаствовать в Зимней войне «Брюстеры» не успели. Истребители получили номера BW-351 - BW-394. В-239, полученные Финляндией, были оснащены двигателями «Райт-Циклон» R-1820 G-5, вооружение состояло из четырёх пулеметов: трёх 12.7-миллиметровых и одного винтовочного калибра (к 1943 году последний был в основном заменён на крупнокалиберный). Одним из наиболее современных истребителей финских ВВС был американский Curtiss Hawk-75 (экспортный вариант самолёта Curtiss P-36). Первые «Хоки» (7 трофейных французских H-75A-4) поступили от немцев весной 1941 года (в июле они поступили на вооружение LeLv-32). В августе 1941 года из того же источника пришло 14 французских H-75A-3 и 8 норвежских H-75A-6. В 1943 году финны получили 12 H-75A-2, в 1944-м - ещё три.

На вооружение финнов также поступили английские Hawker Hurricane Mk.I (некоторые - из польского заказа). Было заказано 12 самолетов, однако пришло (в январе 1940 года) только 11. В боях 1940 года «Харрикейны» не участвовали. Ощутимую силу (если учесть общее количество финских истребителей) составлял парк трофейных бипланов И-153. 8 машин было захвачено во время советско-финской войны, еще три - во время наступления в 1941 году. В ноябре 1942 года немцы передали своим союзникам 11 И-153. В марте 1943 года финны качественно обновили свои истребительные силы, получив от немцев Bf.109G-2. Однако о боях финских «Мессершмиттов" с И-16 автору ничего не известно (пожалуй, что их было немного, так как примерно в это время последние «ишаки» во фронтовых частях ВВС РККА были заменены на новые самолёты). 25 июня 1941 года правительство Финляндии объявило войну СССР. Советские бомбардировщики были отправлены на бомбардировку вражеских военных объектов, на перехват были подняты финские истребители. Так для финнов началась «война-продолжение».

Финские истребители в «войне-продолжении»

Оставшиеся в частях «Фоккеры» использовались в основном над морем, для перехвата небольших групп бомбардировщиков и разведчиков, их пилотам было приказано избегать боёв с советскими истребителями. Финские летчики, пилотировавшие «Мораны», жаловались на постоянные отказы бортового оружия, особенно часто переставала функционировать мотор-пушка. (Впоследствии 20-мм пушка на финских «Моранах» была заменена на более надёжный 12.7-мм пулемет.) Мелкокалиберные пулеметы французских истребителей были неэффективны против советских самолетов, как правило, отличавшихся неплохим бронированием. Самолеты Hawker Hurricane, поступи они к финнам в 1939 году, были бы для последних верхом совершенства (по сравнению с D-XXI и «Бульдогами»). Однако в 1941 году финские лётчики посчитали английские монопланы устаревшими. Так, согласно финскому наставлению по ведению воздушного боя , советские «Харрикейны» были самой простой целью среди истребителей, так как страдали от недостатка скорости и манёвренности, при этом они легко поджигались и устойчиво горели. Естественно, что при этом свои «Харрикейны» финны использовали в основном на второстепенных участках. Все это усугублялось еще и недостатком запасных частей. В результате в 1941—1944 гг. лётчиками на Hawker Hurricane было одержано всего 5 побед (из них одна - над И-15бис, две - над И-153).

Наибольшее количество сбитых «ишаков» приходится на «Брюстеры». До появления у финнов «Мессершмиттов» эти самолеты являлись, пожалуй, лучшими истребителями финских ВВС. По комплексу данных они были приблизительно равны И-16, опережая его по дальности полета и скорости, но уступая по маневрённости и скороподъёмности. По финским данным (вероятно, весьма завышенным), асами ВВС Финляндии, летавшими на В-239, было сбито 421,5 самолетов (всего на «Брюстерах» одержано 478 побед), из них 67,5 И-153 и 60,5 И-16. Такое высокое количество побед по сравнению с «достижениями» других моделей финских истребителей не объясняется, однако, подавляющим превосходством В-239 над ними. Просто лётчики «Брюстеров» были более опытными, они участвовали во всех крупных операциях, и шансов пополнить счёт у них было больше.

Curtiss Hawk-75, немного уступавший по основным характеристикам «Брюстерам», применялся менее активно. Если рассматривать «табличные» характеристики, то «Хок-75» обладает по сравнению с И-16 большей скоростью (511 км/ч против 462 км/ч). Однако, по воспоминаниям финских ветеранов, серийные «Кёртиссы» существенно теряли в характеристиках и их никогда не удавалось разогнать до такой скорости. На самом деле, финские «Хоки» с двигателем Pratt&Whitney имели максимальную скорость в районе 450 км/ч, а с «Райт-Циклоном» - около 485 км/ч. Получается, что реальные характеристики советского и американского монопланов весьма близки. Финны, однако, считают, что Н-75 был лучше И-16. Как вспоминал один из финских летчиков, на «Хоках» вполне можно было вести с И-16 манёвренные бои. По вооружению «Хоки» в начале войны соответствовали пулемётным «ишакам» (4 пулемёта винтовочного калибра). Этого было явно недостаточно для надежного поражения целей, поэтому к концу 1942 года на самолеты Hawk-75 в фюзеляж вместо двух мелкокалиберных пулемётов устанавливали один ил два 12.7-мм пулемёта («Браунинги» или трофейные БС).

Тактика финских истребителей

Воздушные бои с финнами для советских истребителей были весьма затруднительным делом. Во многом их результат зависел не от типов сражающихся самолетов, а от мастерства управляющих ими людей. Летчики финских ВВС отличались большим налётом, многие из них участвовали в советско-финской войне и имели солидный счёт сбитых самолётов. Финские пилоты остались верны своим принципам: не ввязываться в затяжные бои и атаковать в основном бомбардировщики. Широко культивировалась «свободная охота». В то же время сопровождение своих ударных самолетов финским летчикам было не по душе (что естественно, так как в этом случае истребитель теряет инициативу и фактически становится мишенью для врага). Неудивительно, что количество сбитых самолетов на счетах финнов стремительно росло. У многих армейских летчиков, летавших на «ишаках», не хватало опыта, поэтому они не всегда вовремя замечали атакующих финских «охотников». Сказывалось и качественное улучшение вражеских истребительных сил. Поэтому соотношение потерь было не в пользу ВВС РККА. Гораздо более сильным и опытным противником для финнов стала истребительная авиация Балтийского флота, с которой им пришлось столкнуться осенью-зимой 1941 г. В качестве примера можно привести бои финской «особой группы» на Curtiss H-75 с истребителями И-16, составляющих ПВО полуострова Ханко (там базировались лётчики из 13-го ИАП и 13-й ОАЭ Балтфлота). В результате нескольких тяжёлых боёв, потеряв двух опытных лётчиков, финны смогли лишь повредить один И-16 (пилот был ранен). После таких нерадостных результатов деятельность группы по противодействию советским истребителям была фактически свёрнута.

Камуфляжные схемы
	Fokker D.XXI капитана Вейкко Кару, ноябрь 1941 года.
	Morane-Saulnier MS.406
	Fiat G.50, весна 1943 года.
	Brewster B-239
	И-153 «Чайка»
	Curtiss Hawk-75
	Hawker Hurricane Mk.I, 1942 год.

Румыния

Румыны, отдавшие в 1940 году Советскому Союзу Бессарабию и Северную Буковину, жаждали вернуть эти территории обратно, и поэтому с охотой начали подготовку к нападению на СССР. Румынская авиационная группировка, предназначенная для действий на Восточном фронте, состояла из 253 самолетов. Истребительные силы были представлены 1-й истребительной флотилией, состоявшей из двух эскадрилий немецких Не.112, трёх эскадрилий Bf.109E и трёх эскадрилий румынских истребителей IAR-80А. На территории Румынии оставалось еще девять истребительных эскадрилий: 6 эскадрилий были экипированы устаревшими польскими бипланами PZL.11F, две - немногим более прогрессивными P.24Е, еще одна летала на английских истребителях Hawker Hurricane Mk.I.22 июня боевые действия FARR (ВВС Румынии) начались с налёта на аэродром Болград. Вылет пяти итальянских SM.79B был произведен в 02.59. Один бомбардировщик во время полёта врезался в дерево и совершил вынужденную посадку на своей территории. В 03.45 четыре оставшихся бомбардировщика, летевшие под прикрытием 16 IAR.80A, были атакованы группой И-16. По румынским данным, в результате сбито 2 И-16 (один истребителями, один - бортстрелком бомбардировщика), один SM.79B повреждён. Вообще говоря, любопытным представляется тот факт, что советские и румынские данные о воздушных боях 22 июня практически никак не соотносятся друг с другом. Параллели провести весьма сложно. Так, румынами сообщается, что один из бомбардировщиков SM.79B вместо Болграда сбросил бомбы на аэродром Болгарийка (где базировался 67-й ИАП), после чего был атакован шестью И-16 (очевидно, того же полка). Истребители сопровождения, два IAR-80, задержали «ишаки», дав поврежденному бомбардировщику вернуться домой. По данным 67-го ИАП, примерно в это же время над Болгарийкой появился одинокий разведчик. Л-т Ермак, поднявшийся на перехват в одиночку, догнал и сбил его. Трудно понять, являются ли два этих боя одним и тем же, либо разведчик был немецким. Подробнее с данными о действиях истребительных полков ОдВО можно ознакомиться на странице «Первые месяцы войны» .

Самолеты истребительной авиации Румынии, если сравнивать их с истребителями других союзников Третьего Рейха, нельзя назвать совсем уж устаревшими. Однако мастерство румынских летчиков-истребителей было ниже, чем у немецких и финских коллег. Это привело к невозможности сражаться на равных с советскими частями ВВС ОдВО и ВВС ЧФ. В результате нацистское господство в воздухе в районе Одессы в основном поддерживалось «Мессершмиттами» из II./JG77. После перебазирования этой немецкой части в августе 1941-го советская истребительная авиация смогла переломить ситуацию в свою пользу. За время боев под Одессой один только 69-й ИАП сбил около двадцати румынских самолётов. После взятия Одессы практически все румынские авиачасти были отозваны на родину.

Камуфляжные схемы
	Hawker Hurricane Mk.I
	Heinkel He.112B-2 Теодора Моску
	IAR-80 8-й авиагруппы, осень 1941 года.
	Messershmitt Bf.109E-3 л-та Дичезаре. 7-я истребительная группа FARR, 1941 год.

Венгрия

Использованные сокращения: МКНL (Magyar Kiralyi Honved Legiero) — Венгерские королевские военно-воздушные силы

Венгрия вступает в войну

Политическое и военное руководство Венгрии было заинтересовано в том, чтобы вместе с Германией «выступить в поход против большевизма», так как это сулило большую добычу и солидную прибавку к территории страны. Однако население, естественно, было не в восторге от нового кровопролития, поэтому странам Оси пришлось «помочь» венгерскому правительству найти повод для объявления войны СССР. 22 июня венгерские войска были приведены в состояние боевой готовности. А 26 июня Венгрия неожиданно подверглась атакам с воздуха. В 12.40 на участке между железнодорожными станциями Тисаборкут и Билинь три истребителя, идентифицированные как И-16, обстреляли из пулеметов венгерский скорый поезд, в результате погибло три и было ранено шесть пассажиров. В 13.06 три неопознанных двухмоторных самолета сбросили на город Кашша двадцать девять 100-кг бомб. Было разрушено 28 домов, погибло 32 человека, в том числе 7 мирных жителей. Ранения различных степеней тяжести получили 280 человек. В результате расследования были найдены невзорвавшиеся бомбы, якобы имевшие советскую маркировку, что дало основания утверждать, будто налёт совершили советские самолеты. В тот же день Венгрия объявила войну Советскому Союзу. До сих пор ведутся споры о принадлежности бомбардировщиков, совершивших налёт. Наиболее правдоподобной версией является следующая: неизвестные бомбардировщики - это самолеты PZL P.37B «Лось» ВВС Румынии, а налёт был «заказан» венгерским и немецким руководством.

Истребительные силы Венгрии

Правительство Венгрии издавна закупало итальянские самолеты для нужд своих военно-воздушных сил. Поэтому нет ничего удивительного в том, что войну летчики-истребители MHKL встретили на «Фиатах» и «Реджьяне». Итальянцы, однако, не спешили снабжать венгров самыми современными истребителями: в Reggia Aeronautica Re.2000 «не прижился», а CR.42 уже начинал выводиться из итальянских фронтовых частей. Что касается Fiat CR.32, то он признавался устаревшим даже венграми, поэтому вскоре после начала войны венгерские «Чирри» были переквалифицированы в тренировочные, в боях они не участвовали. Венгры вступили в бой утром 27 июня 1941 года. В этот день венгерские бомбардировщики под прикрытием «Фиатов» CR.42 атаковали пограничные заставы и позиции советских войск. 1 июля венгерские войска перешли границу СССР. Для их поддержки был выделен авиационный контингент, истребительные силы которого состояли из двух эскадрилий на Fiat CR.42 (всего 24 самолета по штатному составу). Эскадрильи, повоевавшие какое-то время, впоследствии возвращались домой, а на их место становились новые. 7 августа к «Фиатам» добавилась эскадрилья Re.2000, включавшая семь машин. * ещё один поврежден ** потерян в результате столкновения с И-16. *** еще 4 И-16 сбито бомбардировщиками Ca.135bis, которые были объектом атаки «ишаков». **** один «Фиат» повреждён, летчик ранен.

Как видно из таблицы, венгерские данные по победам весьма радужны. Следует, однако, признать, что степень их правдоподобности весьма высока, учитывая обстановку на тот момент. Венгерские летчики обладали прогрессивной тактикой и считались одними из самых квалифицированных в Европе (из «малых» стран Оси по качеству лётного состава с Венгрией может сравниться только Финляндия). Основными ошибками советских летчиков, судя по венгерским описаниям боев, было неумение вовремя обнаружить противника. Кроме того, не были в полной мере использованы достоинства И-16: венгры на Fiat CR.42 легко втягивали «ишаки» в маневренные бои, в которых у последних было мало шансов. В качестве доказательства можно привести воздушный бой венгров, произошедший 26 августа. Прапорщик Бараньяи вел манёвренный бой с пятеркой И-16, предварительно выдержав лобовую атаку, и сумел продержаться несколько минут до подхода своих товарищей, получив лишь лёгкие ранения. По мере поступления на Восточный фронт монопланов Reggiane «Фиаты» выводились из войск. Однако к моменту массового появления Re.2000 венграм перестали попадаться «ишаки»: советские части тоже прошли перевооружение. Таким образом, основная масса сбитых И-16 пришлась на CR.42, которые наряду с И-153 заслуженно считаются лучшими истребителями-бипланами. Радиальный двигатель воздушного охлаждения на «Фиатах» лишал И-16 преимуществ в лобовой атаке, а мастерство венгров позволяло компенсировать слабые стороны биплана, такие как малая скорость. Достаточно мощным было вооружение, состоявшее из двух 12.7-мм пулеметов. Reggiane Re.2000 при сравнимой с И-16 скороподъёмности обладал большей скоростью, но худшей горизонтальной манёвренностью. Вооружение состояло из двух крупнокалиберных пулемётов. Любопытно, что немцы часто ошибочно принимали Re.2000 за советские И-16. Так, в 1942 году немцами по этой причине было сбито два «Реджьяне».

Словакия

После оккупации немцами Чехословакии весной 1939 года на территории этой страны было создано два государственных образования: Богемско-Моравский протекторат, вошедший в состав Третьего Рейха, и формально независимая Словакия, которая на самом деле была марионеткой Германии. Неудивительно, что в 1941 году словацкая армия вместе с вермахтом напала на СССР. Боевые действия словаков начались 22 июня. Силы вторжения включали в себя и авиацию. Истребительные силы состояли из 33 бипланов Avia B-534 и Avia Bk-534 чехословацкого производства. 1 июля началась переброска воздушных сил на Украину, боевые действия истребителей начались в середине июля. «Авиа» занимались охраной немецких разведчиков Hs-126. 29 июля произошла первая встреча с воздушным противником: звено надпоручика Паленичека вступило в бой с «большой группой И-153, И-16 и И-17» (под И-17, скорее всего, подразумевается МиГ-3). Бой закончился безрезультатно: словаки отступили «в связи с численным превосходством противника» (по другим данным, им все же удалось сбить один И-153). До конца августа за «Авиа» так и не числится ни одной воздушной победы, в то время как 8 машин было потеряно от огня ПВО. 7 сентября в бою над немецкой переправой через Днепр 10 истребителей В-534 вступили в бой с девяткой И-16. Словаки утверждают, что без потерь сбили один «ишак» (немцы позже «приписали» им ещё один). На следующий день произошел бой звена «Авиа» с парой И-16, был сбит еще один советский истребитель. В целом за 1941 год в 58 боях словацкие истребители сбили 3 (или 4) самолета «точно» и два «предположительно». Списано 26 В-534. Потерь в воздушных боях нет. Результаты кампании наглядно показали, что бипланы словаков не в состоянии эффективно выполнять возложенные на них задачи. Поэтому немецкое командование начало переподготовку словацких летчиков на истребитель Bf.109E. В октябре 1942 года на фронт прибыла словацкая 13-я эскадрилья, оснащенная Bf.109E-3 и Е-4. Она вошла в состав немецкой эскадры JG52 и получила название 13.(Slow)/JG52. В конце февраля 1943 года формирование получило новые Bf.109G-2 и G-4. Сообщается о 215 победах до того, как 27 октября 1943 года эскадрилья была отозвана в Словакию. Из них по крайней мере одна одержана над И-16 (27.04.1943 г., район г. Николаева, лётчик Франтишек Циприх), правда, этот факт не имеет подтверждения.

Источники информации Дымич В. «Весёлая охота на востоке Европы» // «Авиация и Космонавтика», №1, 1999. Ворожейкин А. В. Истребители. М.: Воениздат, 1961. Голубев В. Ф. Во имя Ленинграда. - М.: ФАИР-ПРЕСС, 2000. Голубев В.Ф. Впереди комиссар. - М.: Политиздат, 1988. Captain H. Wind"s Lectures On Fighter Tactics А. Диков, К.-Ф. Геуст. Особая группа Ханко. //«Авиамастер», №1, 2003. Зефиров М.В. Асы Второй мировой войны: Союзники Люфтваффе: Венгрия. Румыния. Болгария. Хорватия. Словакия. Испания. - М.: ООО «Издательство АСТ», 2002. «Палитра крыла» Finnish Air Force in Color Покрышкин А. И. Познать себя в бою. - М.: ДОСААФ, 1986. Мухин Ю. Асы и пропаганда. Дутые победы Люфтваффе. — М.: Яуза, Эксмо, 2006. Ломакин Анатолий Георгиевич // «Воздушные асы 1936 — 1953»

…придет время, страшное время, когда по земле пойдет враг, и всю землю опутают проволоками, а в небе будут летать железные птицы и клювами своими железными будут клевать людей, и то уже будет перед концом света…

А. Кузнецов. «Бабий яр»

Как только человеку удается что-либо изобрести, он тут же старается найти применение своему изобретению в области уничтожения себе подобных. Не стало исключением и, возможно, самое значительное достижение научно-инженерной мысли начала XX века – самолет, с появлением которого родилась, позднее став одной из самых престижных воинских специальностей, профессия военного летчика. Своеобразной элитой этой «касты небожителей» являлись летчики-истребители, поскольку только в их задачу входила борьба с «себе равными» – авиаторами противоборствующей стороны. Ожесточенные воздушные схватки Первой мировой войны, последовавшие за ними рекордные перелеты и гоночные соревнования мирного времени привели к тому, что тысячи мальчишек по всему миру к середине 30-х годов грезили небом, строили модели аэропланов и планеров, а повзрослев, шли в планерные школы, аэроклубы и авиаучилища, после окончания которых лучшие из лучших садились в кабины боевых самолетов.

В Советском Союзе с популярностью Громова, Чкалова, Коккинаки, летчиков – участников спасения экипажа «Челюскина» могли поспорить только звезды отечественного кинематографа. В стране, где многие ни разу не видели паровоза, любая профессия, связанная с техникой, считалась престижной, а уж к человеку, способному управлять самолетом, почет и уважение были особыми. А форма! В то время, когда мальчишки летом ходили босиком, чтобы не снашивать зачастую единственную пару обуви, а взрослое население носило дешевые полотняные брюки и парусиновые туфли, летчики в пошитых на заказ хромовых сапогах, темно-синих бриджах, гимнастерках с «курицей» на рукаве заметно выделялись из общей массы. Наряду с танкистами, грудь авиаторов часто украшали ордена, бывшие в то время огромной редкостью и полученные за участие в многочисленных предвоенных конфликтах, к которым СССР имел тайное или явное отношение. Нельзя забывать и таких простых фактов, что летчики получали высокое жалованье, не говоря уже о полном обеспечении и хорошем питании.

Однако многое изменилось, когда в конце тридцатых годов СССР начал увеличивать армию, готовясь к грядущей «большой войне». Коснулись эти изменения и ВВС. Первичная подготовка летчиков осуществлялась, как уже было сказано, в аэроклубах. До середины тридцатых годов они функционировали только за счет взносов, поступавших от членов добровольного общества Осоавиахим, при этом учлеты обучались без отрыва от производства, в свободное время. В конце тридцатых, когда прозвучал призыв: «Дать стране 10 тысяч летчиков!», аэроклубы стали получать государственную поддержку, инструкторам подняли зарплату (она стала сравнима с таковой у командного состава РККА), а учлеты стали обучаться с отрывом от производства. Они жили в общежитиях, их обеспечивали питанием, обували и одевали. Многим курсантам аэроклубов пришлось ради обучения «на летчика» бросить школу. В это время наряду с добровольцами, считавшими небо целью своей жизни, в аэроклубы и летные училища пришло очень много случайных людей, направленных в авиацию по так называемым спецнаборам, целью которых было привлечение в авиацию прежде всего комсомольцев и молодых коммунистов. Многие из них впоследствии стали замечательными летчиками, но значительной части это было просто не дано. В этом плане советские ВВС были уникальными в мире – набор летных кадров по призыву не практиковался больше нигде!

После экзаменов в аэроклубе, принимать которые приезжали летчики-инструктора из училищ, прошедших отбор выпускников направляли для прохождения следующего этапа подготовки в летное училище. Однако, если в середине 30-х годов цикл подготовки летчика на этом этапе составлял порядка 2,5 лет, то к весне 1941 г. в связи с резким ростом ВВС он был предельно уплотнен. Для подготовки пилотов были созданы летные школы с четырехмесячным сроком обучения и летные училища с десятимесячным сроком (первые предполагали наличие у курсанта подготовки в объеме аэроклуба). Это не замедлило сказаться на профессионализме летчиков. Обучение пилотов теперь состояло, большей частью, из элементарных взлетов и приземлений, которые шлифовались до автоматизма, остальным элементам уделялось второстепенное внимание. В результате в боевые подразделения направлялись молодые летчики с 8 – 10 часами самостоятельного налета на боевом самолете, часто совершенно другого типа, чем в полку назначения, умевшие в буквальном смысле слова только держаться за ручку управления, не обученные ни высшему пилотажу, ни ведению воздушного боя, ни пилотированию в сложных метеоусловиях. Крайне мало будущие истребители тренировались в огневой подготовке: большинство выпускников авиашкол и училищ имели в активе от силы 2 – 3 стрельбы по буксируемому самолетом матерчатому конусу, а также не умели правильно пользоваться прицелами.

Конечно, было бы неправильно утверждать, что все советские летчики-истребители к лету 1941-го выглядели именно так – в ВВС имелись пилоты с хорошей выучкой середины 30-х годов, с опытом боев в Испании, на Халхин-Голе и в Финляндии, но их количество относительно резко выросшего за последний предвоенный год общего числа летного состава было незначительным.

Страшным ударом по престижу летной профессии стал приказ «лучшего друга летчиков», наркома маршала Тимошенко № 0362 (см. приложение) «Об изменении порядка прохождения службы младшим и средним начальствующим составом в ВВС Красной Армии». В соответствии с этим приказом всем выпускникам училищ вместо звания «младший лейтенант» или «лейтенант» присваивалось звание «сержант». Летчики, не прошедшие четыре года службы, обязаны были жить в казармах – при этом успевшие обзавестись семьями были вынуждены подыскивать для них частные квартиры или отвозить жен и детей к родственникам. Соответственно изменялись и нормы довольствия, оклады, они лишены были права надеть ту самую престижную форму с «курицей» на рукаве и даже носить прическу! Многими это было воспринято как личное оскорбление, что значительно снизило боевой дух летного состава ВВС РККА, которому буквально через полтора года предстояли кровавые схватки с немецкими асами.

В противоположность советским летчикам, к лету 1941 г. все пилоты Люфтваффе – немецких военно-воздушных сил – являлись тщательно отобранными добровольцами. К тому моменту, когда молодой летчик прибывал в боевое подразделение, он имел уже порядка 250 летных часов, потраченных в том числе на высший и групповой пилотаж, полеты по приборам и т.д. Обучались молодые летчики и управлению самолетом в нештатных ситуациях, вынужденным посадкам. Большое внимание уделялось отработке группового и индивидуального воздушного боя, стрельбе по наземным целям. После распределения в строевую часть летчик не сразу отправлялся в бой, а попадал в резервную группу, где под руководством инструкторов с боевым опытом совершенствовал навыки ведения воздушного боя и стрельбы, и только затем принималось решение о его готовности к боям. Несомненно, что к 1941 году система подготовки летчиков Люфтваффе была одной из самых лучших в мире.

В тактическом плане Люфтваффе также заметно превосходили советские ВВС. Тактика, внедренная в частях Люфтваффе, была разработана после тщательного анализа опыта войны в Испании. В ее основу было положено использование истребителей в свободном строю пар и четверок. Это тактическое построение стало основным в мировой практике применения истребительной авиации на протяжении всей Второй мировой войны. Отказ от прежнего формирования из трех самолетов, летящих в форме буквы «V», затруднявшего взаимное маневрирование в бою, давал немецким летчикам возможность гибко использовать превосходство в скорости, которым обладали их самолеты. Советские же летчики-истребители в 1941 году, напротив, действовали именно в плотном строю трехсамолетных звеньев. К чисто техническому превосходству, которое немецкие летчики имели в силу лучших характеристик своих истребителей, это обстоятельство добавляло еще и немалое тактическое преимущество.

Вскоре после Курской дуги меня отправили на курсы переводчиков при Военном институте языков Красной Армии. После этого я попал в Воздушно-десантную армию. Под Веной был тяжело контужен, лежал в Вене в госпитале. Была потеря слуха, речи. Как раз 9 мая 1945 года у меня восстановился слух. Мне поставили приемник, и я лежа слушал Москву и плакал от счастья. А потом работал в разведотделе как переводчик в оккупационных войсках.

Голодников Николай Герасимович

- В каком училище вы обучались? На каких типах И-16 вы обучались?
- Я окончил Ейское военно-морское училище летчиков им. И. В. Сталина за три дня до начала войны. Срок обучения нашего курса был два года. Мы были первым выпуском нашего училища, который был выпущен сержантами, до нас выпускали младших лейтенантов. Для нас уже были мерки сняты на командирское обмундирование, но тут вышел приказ маршала Тимошенко о том, что всех, закончивших авиаучилища в 1941 году, вне зависимости от срока обучения, выпускать сержантами. После выпуска меня оставили инструктором-летчиком в училище, и на фронт я попал только в марте 1942 года. За время службы в училище я неоднократно подавал рапорты о назначении в действующий полк. Моя просьба была удовлетворена только в марте 1942 года, когда меня назначили летчиком на Северный Краснознаменный флот, в 72-й смешанный авиационный полк ВВС КСФ, который позже стал 2-м Гвардейским истребительным авиаполком, а после гибели его командира дважды Героя Советского Союза Б. Ф. Сафонова полку было присвоено его имя. В этом полку я провоевал всю войну. В полку я последовательно занимал должности летчика, старшего летчика, командира звена, заместителя командира эскадрильи и уже после войны командира эскадрильи.
В училище изучали самолеты И-5 и И-15бис. Потом из числа курсантов, уже летавших на И-15 бис, выбрали 10 человек (в том числе и меня) и перевели в эскадрилью, готовившую курсантов на И-16. В этой эскадрилье мы изучали И-164, 5, 10, 17 и 21 типов, но 21-х было мало. В конце 1941 года самолеты всех типов, имеющих двигатели М-25, мы передали в строевые части, довооружив их направляющими для реактивных снарядов и крупнокалиберными пулеметами. Для учебы у нас остались И-16 4-го типа, с двигателем М-22. В отличие от М-25, у этого двигателя было левое вращение винта, а для смазки использовалось касторовое масло. Суммарный налет до выпуска у меня был порядка 110 - 120 часов, из них около 45 часов на И-16. В 1939-1940 годах война уже чувствовалась, поэтому учили нас довольно интенсивно. Перед выпуском я выполнил весь курс боевой подготовки - стрельбы по наземным целям, стрельбы по воздушным целям (по конусу) и воздушный бой. Считалось, что наш курс был полностью подготовлен по боевому применению, вот перед нами был ускоренный (годичный) курс, младшие лейтенанты, так вот они были выпущены без «боевого применения».
Ну а ко времени прибытия в боевой полк я имел большой налет на истребителях, я же инструктор. «В зоне» помотался! Кроме того, в училище, кроме И-16, мы изучали ЛаГГ-3. Их было несколько штук, и поступили они за месяц до войны. Курсантов на них не готовили, только инструкторов. Естественно, я его освоил. Вначале «лагги» были Таганрогского завода, пятибачные, потом пошли Тбилисского, трехбачные, облегченные.
Я и на фронт-то попал со своей последней группой. Выпустил в марте 10 человек и с пятью из них пошел на фронт старшим. Вначале «Дугласом» в Москву, потом «Дугласом» в Архангельск, а оттуда, в бомболюке СБ, в Североморск.

- Уже после войны были указаны следующие основные недостатки предвоенного обучения летчиков-истребителей. 1. Малый налет на боевых машинах. 2. Не умели стрелять по воздушным целям. 3. Не умели осматриваться (не «видели воздуха»). 4. Кое-как умели вести бой «один на один» и совсем не умели вести бой «группа на группу». 5. Совершенно не умели пользоваться радиосвязью, даже если она и была. Насколько это соответствует истине?
- Налет на боевых машинах был небольшой, это правильно. У меня было 45 часов на боевом истребителе, это немного, но и нельзя сказать, что совсем мало.
То, что не умели стрелять по воздушным целям - это неправда. У нас в училище стреляли достаточно много. Стреляли по конусам. У моего выпуска по воздушным целям было стрельб 15 и где-то 20 - 25 - по наземным целям. Правда, надо сказать, что перед самой войной, в году 41-м, был выпуск летчиков, которые стреляли немного, где-то у них было стрельб 5 - по воздушным целям (тем же конусам) и стрельб 5 по наземным целям. Но этот «ускоренный курс» состоял из летчиков, имеющих довольно хорошую летную подготовку, в основном из бывших инструкторов аэроклубов. Их не учили, их переучивали, поэтому им срок обучения и подсократили.
Другое дело, что у стрельбы по конусу как учебного упражнения есть довольно серьезный недостаток- по самому конусу дистанцию определить невозможно, он маленький, поэтому дистанцию определяли по буксировщику. Поскольку навыка в определении дальности до цели у нас не было, то это приводило к тому, что в реальном бою летчик начинал стрелять со слишком большой дистанции, особенно по бомбардировщикам (он кажется о-го-го каким громадным!). Эта ошибка плюс малокалиберное оружие делали стрельбу малоэффективной. Когда научились правильно определять дистанцию до цели - «по заклепкам» (начинаешь различать заклепки, можно открывать огонь) - стали очень хорошо попадать. В остальном стрельба по конусу давала очень хороший навык воздушной стрельбы, поскольку учила правильно рассчитывать упреждение и экономно расходовать боеприпасы.
Что касается осмотрительности, то основным нашим недостатком было неумение «смотреть» вокруг, у нас не было навыка кругового обзора, т. е. мы поздно обнаруживали противника, а значит, давали противнику большой шанс на проведение внезапной атаки.
Война подсказала, что надо уметь «смотреть» кругозорно, со всех направлений. Мало того, и маневрирование звена надо строить таким образом, чтобы тщательно просматривать все пространство и особенно заднюю полусферу - делать «змейки», «ножницы». Когда мы прибыли в полк, Сафонов нам так прямо и сказал: «Смотреть назад так, чтобы видеть костыль своего самолета».
Кроме того, смотреть надо не просто так, а правильно - вначале вдаль, а потом «приближаешь». Надо высматривать «точки». Увидел в небе «точку» и сразу должен распознать, самолет это или нет. Если ты, смотря, увидел не «точку», а целый самолет, то это означает только одно - к тебе подошли незаметно и сейчас откроют огонь. Тут и сманеврировать не успеешь.
Правильная осмотрительность требует большого навыка и постоянного анализа и разбора действий в группе, с соответствующей учебой и их отработкой как для группы в целом, так и для каждого члена группы в частности.
Что касается групповых воздушных боев - да, в училищах их не вели. Только индивидуально. Изредка вели бой «звено на звено», но и то такой бой оговаривался целым рядом ограничений в маневрировании. Обычно такой бой вели только на горизонталях. Даже в частях групповых боев не вели, хорошо отрабатывали навыки индивидуального боя, при хорошей технике индивидуального пилотирования. Такое было.
С одной стороны, до войны такой вид боя, как «бой группой», сильно недооценивался, с другой стороны, маневрирование плотно построенным звеном (а мы тогда летали тройками) рискованно, можно столкнуться, а этого риска никому не надо.
Бой группой недооценивался потому, что весь боевой опыт предыдущих войн - Испания, Китай и Халхин-Гол - говорил о том, что наибольшего успеха добивались летчики, ведя бой индивидуально, вне строя. Так было и у наших ведущих асов, так было и у ведущих асов противника - итальянцев и японцев.
Групповые воздушные бои с четким взаимодействием пар и звеньев, т. е. без их распада, получили свое классическое воплощение только в 1941 году, на советско-германском фронте - в битве под Москвой, в Заполярье, под Севастополем. До 1941 года все массовые воздушные бои проходили по одной схеме - массированный воздушный налет бомбардировщиков при прикрытии больших групп истребителей, и как только начинался воздушный бой, так сразу же строй истребителей распадался, и дальше каждый истребитель вел бой индивидуально. Так действовали мы, немцы, итальянцы в Испании, мы и японцы под Халхин-Голом, также, по большому счету, действовали англичане и немцы в «битве за Британию». Только к концу «битвы за Британию» немцы стали взаимодействовать звеньями, более жестко, но и в то время многие немецкие летчики вели бой индивидуально. Другое дело, что немцы в вопросах боевого взаимодействия звеньев очень сильно вырвались вперед и к лету 1941 года они, обобщив опыт предыдущих войн, окончательно оформили свою тактику довольно жесткого взаимодействия пар и звеньев, которая до этого в войнах если и применялась, то только эпизодически. Во взаимодействии, в этом важнейшем элементе тактики, немцы обогнали всех, и нас, и англичан с американцами. Так бывает, что в отдельных вопросах тактики кто-то всегда впереди. В 1941-м нам очень не повезло потому, что мы встретились с совершенно незнакомой тактикой ведения группового воздушного боя, доселе нигде массово не применявшейся.

- А в училище много воздушных боев вели?
- Воздушные бои были в самом конце обучения, в сумме, к концу курса, это выходило боев 10 - 15. Только «ускоренный» «инструкторский» курс имел больше боев, где-то 15 - 20. Все бои курсанты проводили с инструкторами, по предварительно разработанному плану.
Что касается радио, то практики в его использовании не было, потому что в училищах практически отсутствовали радиофицированные машины. В боевых частях тоже не все машины были радиофицированы, а эффективность работы уже установленных на самолеты радиостанций оставляла желать лучшего. Качество радиостанций на истребителях И-153 и И-16 было совершенно неудовлетворительным. Недооценивали радиосвязь перед войной, очень недооценивали.

- Каковы были сильные стороны советского предвоенного обучения летчиков-истребителей, если они были?
- Сильная сторона - это то, что технику пилотирования ставили очень хорошую. Хоть и маловат был налет, но почти все это время тратилось на отработку техники пилотирования до автоматизма - чтобы уж если вираж, то приборы «не шелохнулись». Ведь считалось, что «техника пилотирования - это основа победы в бою», и «рациональное зерно» в этом утверждении было. Поверь, на приборы никогда не смотрели, самолет «чувствовали». Шестым чувством, задницей чувствовали, когда и что можно делать. Не боялись, что сорвемся в штопор, ручку «перетянем» и пр. Брали от машины все, на что она способна. Выжимали все что можно и еще чуть-чуть.
Другое дело, что чистый пилотаж, если он не служит «огню», в бою бесполезен. Но, опять же, имея летчиков, великолепно владеющих техникой пилотирования, мы, как только получили современные машины, обновили тактику, привязали «маневр» к «огню», то все - стали побеждать. Особенно когда во второй половине 1944 года стало приходить хорошо обученное пополнение после ЗАПов, где молодые летчики отрабатывали только боевое применение, причем весьма серьезно. После ЗАПов в строевые полки эти летчики приходили уже с хорошими боевыми навыками. ЗАП был одной из самых нужных и сильных частей советской школы боевой подготовки.

- Возвращаясь к вашему прибытию на фронт, на каких типах И-16 пришлось воевать?
- Когда я попал на Север, то в полку я сразу стал летать на 28-м, 29-м типах, с 63-м двигателем. Хотя 29-х у нас всего шесть штук было, потом после бомбежки всего два осталось и они особой роли не играли, их потом в соседний полк передали.
Я любил И-16, хотя он был самолетом сложным, строгим в технике пилотирования - малейшее «перетягивание» ручки, и он сваливался в штопор. Правда, и выходил быстро, хоть из простого, хоть из перевернутого. Зато И-16 был очень маневренным, выполнял любой пилотаж, а по горизонтальной маневренности был уникальным самолетом. Кабина у него была маленькая, но он был сам по себе маленьким самолетом, ее и расширить было нельзя. Обзор? Лоб большой, двигатель близко к кабине, спереди он большой угол закрывает. Конечно, если по прямой идешь, то обзор был не очень, но мы по прямой на И-16 никогда не ходили - «змейка», крены вправо-влево, это постоянно. Когда приноровишься, то обзор нормальный.
На наших самолетах в полку были целлулоидные сдвижные фонари заводского производства, на салазках, но перед боем мы их постоянно открывали. Во-первых - на фонаре имелось большое количество перемычек и целлулоид фонарей был «темный», видно через него было плохо, во-вторых, боялись, что фонарь заест. Если подобьют и выпрыгивать надо, то не сбросишь, тем более что на некоторых самолетах отсутствовал аварийный сброс.
Бронестекла не было. Козырек из обычного «плекса». В лобовой атаке двигателем прикрывались. Это было сильное качество И-16, он в лобовых атаках очень хорош был. Бронеспинка у И-16 была, с бронезаголовником. Надежная. Пули держала. Снаряды и крупнокалиберные пули, понятно, прошивали ее насквозь, но она и не была предназначена, чтобы их держать.

- Что еще можете сказать о кабине?
- Ручка управления была нормальная, истребительная, т. е. ходила и «вперед-назад» и «вправо-влево» у самого основания. На ней гашетки управления огнем, удобные, можно было управлять одной рукой. Кроме гашеток, на ручке ничего не было. «Чистая» ручка.
В кабине не мерзли, а вот лицо морозили. Для предотвращения обморожения лица были специальные маски из меха крота, но ими почти никогда не пользовались, они в бою мешали. На И-16, где-то начиная с 17-го типа, стояли радиостанции. Отвратительные! Дрянь! В них контуры были на такой основе, что-то вроде картона. Как только этот «картон» хоть чуть отсыревает, емкость контура изменяется и вся настройка «летит», ничего не слышно, треск один. Ларингофоны были такие большие, неудобные коробки, шею натирали. Управление группой в воздухе осуществлялось маневром самолета (например, покачиванием крыльев), руками (жестикуляцией), пальцами, поворотом головы и т. д. Показываешь, допустим, два пальца, а потом взмах рукой вправо - означает «Пара вправо». Тут мимика многое играет, особенности жестикуляции.
Что касается приборной доски, то она была полноценная. Авиагоризонта не было, но был надежный прибор «Пионер». Там были стрелка, она показывала «разворот-скольжение», и «шарик» - показывал крен «вправо-влево», по их взаимному расположению на шкалах и оценивалось положение самолета в воздухе.
Прицелов было два. Первый длинный, оптический (не помню как назывался). Труба проходила сквозь козырек, а в ней перекрестье. На трубе был установлен второй, небольшой коллиматорный прицел. Мы в полку огонь открывали метров с 50 - 70, заклепки видно, там с любым прицелом не промахнешься. С 200 метров мы никогда не стреляли, далеко.

- Про «механику» крыла что-нибудь можете сказать?
- С 17-го типа на И-16 стояли щитки-закрылки, вручную выпускались. Но в училище курсанты ими не пользовались, их жестко закрепляли. На фронте на 28-м и 29-м типах в этих щитках мы тоже особой надобности не испытывали. Тоже жестко закрепляли.
Шасси было механического выпуска, тросовое управление, вручную, лебедкой, без гидравлики. 43 оборота ручкой. Иногда в спешке, особенно когда горючего мало, «не в ту сторону» закрутишь - тросы путаются. Поэтому каждый из нас в кабине плоскогубцы имел. Тросы перекусишь, колеса сами выпадают, потом «левая бочка, правая бочка», раз-другой крутанешь, шасси становятся на замки и нормально садишься.
Тормоза управлялись ногами, специальными педальками, нормальные тормоза.

- Кислородным оборудованием на И-16 вы пользовались?
- Пользовались. Как выше 5000 м, так по инструкции полагалось пользоваться кислородной маской.
Оборудование было надежное. Подавался чистый кислород. Объем подачи можно регулировать вентилем, чувствуешь задыхаешься - прибавляешь. Была кислородная маска, потом сделали такой загубник, зубами зажимался. Хотя по сравнению с общим количеством вылетов выше 5000 м летали нечасто.

- Вооружение какое было?
- Вооружение было самое разнообразное. На 28-м и 17-м типах стояло пушечное вооружение, на 4, 5, 10 и 29-м типах - пулеметное. Хотя на части истребителей, «березины» и ШВАК могли взаимно заменяться.
ШКАСы в плоскостях стояли, иногда по два в каждой, иногда по одному, это на старых типах, на 4 - 5 м. Очень скорострельные пулеметы и не очень надежные, задержки были часто - к пыли был не стойкий. При длинной очереди давали приличный разброс. Но длинной очередью стреляли редко, а в основном короткими, там подбить, пристреляться. Поражающая способность ШКАСов была невелика. По Ме-109Е (ВМ09Е) ШКАСы были не плохи, «Е» был недостаточно бронирован, а вот по «Ф» или бомбардировщикам - слабо.
У 10-го типа были два крупнокалиберных «березина», плоскостные. Хорошие пулеметы, мощные, надежные.
Пушка ШВАК была очень мощной. Хотя пушечные И-16 были тяжелее обычных, но все равно были хороши. Иногда у ШВАК были задержки, но это по вине обслуживания. Как только научились обслуживать, стали работать очень надежно. У пушки ШВАК мощные фугасные снаряды были. Если рвался в двигательном отсеке - все коммуникации разворотит. Были и бронебойные снаряды. Мы снаряды в ленту вразнобой снаряжали: два фугасных - бронебойный или два бронебойных - фугасный. В зависимости от типа цели. Бронебойный снаряд - обычная стальная болванка, без трассера. Фугасный был страссером.
Кроме того, устанавливали PC. Были 57 мм и 82 мм, но в основном 57 мм, которые устанавливали по два на плоскость. Не очень точные, особенно 57 мм. Но по групповым целям работали хорошо. Если залпом РСы с дистанционным взрывателем по группе «бомберов» пустить, группа строй теряла, в разные стороны разлетались. Страшно.
Бомбы нам подвешивали редко, по две, 50 кг, на плоскость. У нас все в основном с PC летали. Никогда не комбинировали. Либо бомбы, либо PC.

- С эксплуатацией двигателей проблемы были?
- Двигатели на И-16 стояли хорошие, очень надежные. Два-три цилиндра повредят - и все равно домой придешь. А «63-й» двигатель - это «моща»! Очень приемистый! И-16 вообще «ходил за газом», разгонялся до максимума моментально, с «63-м» в особенности. Хорошо работал на всех высотах до 6 - 7 тысяч. Но боев на таких высотах практически не вели. Мы старались пониже бой перевести, на 1 - 2 тысячи. Немцы тоже особо на высоту не лезли, старались держаться 4 - 5 тысяч. На этой высоте двигатель «мессера» лучшие характеристики показывал. Горючее И-16 вырабатывал минут за 40 - 45, а в бою - так вообще за минут 25-30.

- Винт изменяемого шага на И-16 был?
- На 29 и 28 типах. Но, знаешь, как-то к нему скептически относились. ВИШ был хорош для более тяжелых машин, у И-16, то ли в силу убежденности личного состава, то ли еще почему, его возможностями практически не пользовались. Управлялся он тягами, вручную, специальным рычагом. Перед вступлением в бой винт облегчали и дальше работали только газом. Вот и все использование.

- И-16 «мессершмитту» сильно уступал?
- Все основные типы И-16 - 10, 17, 21 типов - по своим ТТХ уступали Ме-109Е, но не очень сильно, старые типы - 4, 5 - конечно, сильнее. А вот И-16 28 и 29 типов Ме-109Е превосходили. Скорость у них с «мессером» была одинаковая, зато по маневренности, в т. ч. и по вертикальной «Е» «ишаку» уступал.

- В любом справочнике сказано, что скорость И-16 28-29 типов на 3000м в среднем 440-460 км/час, у Me-109E - 570 км/час, а вы говорите - одинаковая? А уж «превосходство И-16 в вертикальном маневре», это вообще что-то новенькое.
- На максимальной скорости в маневренном бою редко кто летает, точнее, редко у кого получается. И-16 в принципе легко и быстро делал до 500 км/час, «Е» летал быстрее, но ненамного, в бою разницы в их скорости практически не ощущалось. Динамика разгона у И-16 была потрясающей, особенно с М-63. Это его второе уникальное качество после горизонтальной маневренности. По динамике он превосходил все тогдашние отечественные истребители, даже новых типов. Тогда ближе всех к нему по динамике разгона Як-1 был, но и он уступал. «Мессер» пикировал хорошо, уходил, И-16 тут был хуже, «лоб» большой, на пикировании больше 530 км/час развить не давал. Но, надо сказать, в бою, если надо было оторваться, что они от нас, что мы от них, всегда отрывались либо на пикировании, либо на вертикали в зависимости от обстановки.

- А в сравнении с Ме-109Ф и ФВ-190 И-16 как выглядел?
- Мне не довелось много воевать на И-16, могу сказать мнение моих товарищей.
С Ме-109Ф 28-й и 29-й типы были примерно на равных, немного уступали, остальные типы, конечно, уступали сильно. На севере «Ф» где-то в сентябре 42-го массово пошел, до этого в основном «Е» были. И-16 тип 28, 29, уступая «Ф» по максимальной скорости и вертикальному маневру, имел преимущество по горизонтальной маневренности и по вооружению. На вертикали «Ф» был очень силен. Вроде догоняешь его, вот-вот, а он форсаж дает и отрывается.
ФВ-190 появился примерно в одно время с Ме-109Ф, где-то в октябре 42-го. Очень сильный истребитель, превосходивший И-16 полностью, ну может быть, кроме горизонтальной маневренности. Но к тому времени уже массово пошли наши «яки», ленд-лизовские Р-40, Р-39. Лично у меня на И-16 было около 10 боевых вылетов и два или три воздушных боя, а потом я на «харрикейн» пересел.

- Как вводилось в бой «молодое пополнение» в 72-м авиационном полку?
- Вводили в бой постепенно. Нас «старые» летчики берегли. Во-первых, не на всякое задание молодых посылали, на первый вылет «молодому» старались (насколько это возможно) подобрать что-нибудь попроще. Во-вторых - если задание было сопряжено с полетом на территорию противника, там «бомберов» сопровождать или корректировщика, то состав звена-четверки на боевое задание подбирался так: три «старика» и один «молодой». «Старики» смотрят, как держится, как маневрирует, что видит. Перед вылетом тебе говорят: «Твоя задача держаться за мной, не отрываться, какой бы маневр я ни делал, и СМОТРЕТЬ!» Прилетаешь и первый вопрос: «Что ты ВИДЕЛ?» И сравнивают, что ты видел, что видел твой ведущий. Потом обязательно разбор полета. Рассматривают каждый твой маневр, дают замечания, поправляют, советуют, одним словом, учат. Вот, проведет «молодой» четыре-пять боев в такой группе, там уже смотрят, может он нормальную боевую нагрузку «тянуть» или нет. Если да, то дают нагрузку как боевому летчику. Если нет, то еще несколько вылетов будешь летать в таком же составе. Пока не научишься. Я по технике пилотирования был посильнее остальных, меньше на управление машиной отвлекался и поэтому воздух «видел» хорошо, мне нормальную боевую нагрузку стали давать уже после третьего боевого вылета. Так, чтоб сразу в серьезный бой «молодежь» посылать, у нас в полку такого не было.
Тренировочных боев с опытными летчиками наше пополнение не вело. Самолетов было мало, а те, что были, постоянно либо на боевых заданиях, либо в ремонте. Нехватка техники была жесточайшая. По-моему, когда мы прибыли, то в полку на десять исправных машин было восемнадцать летчиков. А бои-то какие были? Их двадцать пять - нас шестеро! Нам попадало - будь здоров! Машины выбивали, летчиков выбивали. Бывало, так машину исхлещут, что техники всю ночь ее подмазывают-подклепывают. Какие уж тут тренировочные бои? Как только снабжение техникой улучшилось, а это где-то с начала 1943 года, то тренировочные бои «молодых» со «стариками» стали обязательны.

Война и Мы – 0

доп. вычитка - Faiber
«Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941-1942»: Яуза, Эксмо; Москва; 2006
ISBN 5-699-15419-1
Аннотация
На рассвете 22 июня 41-го одними из первых, кто дал бой асам Люфтваффе, были летчики-истребители. Некоторые из них успели сделать свои первые боевые вылеты, кто-то прибежал на аэродром, чтобы найти на нем свой разбитый самолет. За первыми ударами последовало хаотическое отступление, переформировка и путь на фронт, где их ждали бои с превосходящими по численности истребителями и бомбардировщиками, штурмовки наступающего противника, сопровождение ударных самолетов. В этих боях первых месяцев войны практически полностью был выбит кадровый состав ВВС с предвоенной подготовкой, но те немногие, кто выжил, составили костяк истребительной авиации ВВС.
В этой книге они рассказывают, как, приобретя опыт, перевооружившись, овладев современными самолетами, смогли переломить ситуацию в воздухе над фронтами Великой Отечественной войны.
По материалам сайтов «Я помню» и ВВС России
Оформление серии художника П. Волкова
В книге использованы фотографии из личных архивов
Цветные профильные проекции самолетов, комментарии и списки побед М. Быкова
Артем Драбкин
Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941-1942

Введение
… придет время, страшное время, когда по земле пойдет враг, и всю землю опутают проволоками, а в небе будут летать железные птицы и клювами своими железными будут клевать людей, и то уже будет перед концом света…
А. Кузнецов. «Бабий яр»

Как только человеку удается что-либо изобрести, он тут же старается найти применение своему изобретению в области уничтожения себе подобных. Не стало исключением и, возможно, самое значительное достижение научно-инженерной мысли начала XX века - самолет, с появлением которого родилась, позднее став одной из самых престижных воинских специальностей, профессия военного летчика. Своеобразной элитой этой «касты небожителей» являлись летчики-истребители, поскольку только в их задачу входила борьба с «себе равными» - авиаторами противоборствующей стороны. Ожесточенные воздушные схватки Первой мировой войны, последовавшие за ними рекордные перелеты и гоночные соревнования мирного времени привели к тому, что тысячи мальчишек по всему миру к середине 30-х годов грезили небом, строили модели аэропланов и планеров, а повзрослев, шли в планерные школы, аэроклубы и авиаучилища, после окончания которых лучшие из лучших садились в кабины боевых самолетов.
В Советском Союзе с популярностью Громова, Чкалова, Коккинаки, летчиков - участников спасения экипажа «Челюскина» могли поспорить только звезды отечественного кинематографа. В стране, где многие ни разу не видели паровоза, любая профессия, связанная с техникой, считалась престижной, а уж к человеку, способному управлять самолетом, почет и уважение были особыми. А форма! В то время, когда мальчишки летом ходили босиком, чтобы не снашивать зачастую единственную пару обуви, а взрослое население носило дешевые полотняные брюки и парусиновые туфли, летчики в пошитых на заказ хромовых сапогах, темно-синих бриджах, гимнастерках с «курицей» на рукаве заметно выделялись из общей массы. Наряду с танкистами, грудь авиаторов часто украшали ордена, бывшие в то время огромной редкостью и полученные за участие в многочисленных предвоенных конфликтах, к которым СССР имел тайное или явное отношение. Нельзя забывать и таких простых фактов, что летчики получали высокое жалованье, не говоря уже о полном обеспечении и хорошем питании.
Однако многое изменилось, когда в конце тридцатых годов СССР начал увеличивать армию, готовясь к грядущей «большой войне». Коснулись эти изменения и ВВС. Первичная подготовка летчиков осуществлялась, как уже было сказано, в аэроклубах. До середины тридцатых годов они функционировали только за счет взносов, поступавших от членов добровольного общества Осоавиахим, при этом учлеты обучались без отрыва от производства, в свободное время. В конце тридцатых, когда прозвучал призыв: «Дать стране 10 тысяч летчиков!», аэроклубы стали получать государственную поддержку, инструкторам подняли зарплату (она стала сравнима с таковой у командного состава РККА), а учлеты стали обучаться с отрывом от производства. Они жили в общежитиях, их обеспечивали питанием, обували и одевали. Многим курсантам аэроклубов пришлось ради обучения «на летчика» бросить школу. В это время наряду с добровольцами, считавшими небо целью своей жизни, в аэроклубы и летные училища пришло очень много случайных людей, направленных в авиацию по так называемым спецнаборам, целью которых было привлечение в авиацию прежде всего комсомольцев и молодых коммунистов. Многие из них впоследствии стали замечательными летчиками, но значительной части это было просто не дано. В этом плане советские ВВС были уникальными в мире - набор летных кадров по призыву не практиковался больше нигде!
После экзаменов в аэроклубе, принимать которые приезжали летчики-инструктора из училищ, прошедших отбор выпускников направляли для прохождения следующего этапа подготовки в летное училище. Однако, если в середине 30-х годов цикл подготовки летчика на этом этапе составлял порядка 2,5 лет, то к весне 1941 г. в связи с резким ростом ВВС он был предельно уплотнен. Для подготовки пилотов были созданы летные школы с четырехмесячным сроком обучения и летные училища с десятимесячным сроком (первые предполагали наличие у курсанта подготовки в объеме аэроклуба). Это не замедлило сказаться на профессионализме летчиков. Обучение пилотов теперь состояло, большей частью, из элементарных взлетов и приземлений, которые шлифовались до автоматизма, остальным элементам уделялось второстепенное внимание. В результате в боевые подразделения направлялись молодые летчики с 8 - 10 часами самостоятельного налета на боевом самолете, часто совершенно другого типа, чем в полку назначения, умевшие в буквальном смысле слова только держаться за ручку управления, не обученные ни высшему пилотажу, ни ведению воздушного боя, ни пилотированию в сложных метеоусловиях. Крайне мало будущие истребители тренировались в огневой подготовке: большинство выпускников авиашкол и училищ имели в активе от силы 2 - 3 стрельбы по буксируемому самолетом матерчатому конусу, а также не умели правильно пользоваться прицелами.
Конечно, было бы неправильно утверждать, что все советские летчики-истребители к лету 1941-го выглядели именно так - в ВВС имелись пилоты с хорошей выучкой середины 30-х годов, с опытом боев в Испании, на Халхин-Голе и в Финляндии, но их количество относительно резко выросшего за последний предвоенный год общего числа летного состава было незначительным.
Страшным ударом по престижу летной профессии стал приказ «лучшего друга летчиков», наркома маршала Тимошенко № 0362 (см. приложение) «Об изменении порядка прохождения службы младшим и средним начальствующим составом в ВВС Красной Армии». В соответствии с этим приказом всем выпускникам училищ вместо звания «младший лейтенант» или «лейтенант» присваивалось звание «сержант». Летчики, не прошедшие четыре года службы, обязаны были жить в казармах - при этом успевшие обзавестись семьями были вынуждены подыскивать для них частные квартиры или отвозить жен и детей к родственникам. Соответственно изменялись и нормы довольствия, оклады, они лишены были права надеть ту самую престижную форму с «курицей» на рукаве и даже носить прическу! Многими это было воспринято как личное оскорбление, что значительно снизило боевой дух летного состава ВВС РККА, которому буквально через полтора года предстояли кровавые схватки с немецкими асами.
В противоположность советским летчикам, к лету 1941 г. все пилоты Люфтваффе - немецких военно-воздушных сил - являлись тщательно отобранными добровольцами. К тому моменту, когда молодой летчик прибывал в боевое подразделение, он имел уже порядка 250 летных часов, потраченных в том числе на высший и групповой пилотаж, полеты по приборам и т. д. Обучались молодые летчики и управлению самолетом в нештатных ситуациях, вынужденным посадкам. Большое внимание уделялось отработке группового и индивидуального воздушного боя, стрельбе по наземным целям. После распределения в строевую часть летчик не сразу отправлялся в бой, а попадал в резервную группу, где под руководством инструкторов с боевым опытом совершенствовал навыки ведения воздушного боя и стрельбы, и только затем принималось решение о его готовности к боям. Несомненно, что к 1941 году система подготовки летчиков Люфтваффе была одной из самых лучших в мире.
В тактическом плане Люфтваффе также заметно превосходили советские ВВС. Тактика, внедренная в частях Люфтваффе, была разработана после тщательного анализа опыта войны в Испании. В ее основу было положено использование истребителей в свободном строю пар и четверок. Это тактическое построение стало основным в мировой практике применения истребительной авиации на протяжении всей Второй мировой войны. Отказ от прежнего формирования из трех самолетов, летящих в форме буквы «V», затруднявшего взаимное маневрирование в бою, давал немецким летчикам возможность гибко использовать превосходство в скорости, которым обладали их самолеты. Советские же летчики-истребители в 1941 году, напротив, действовали именно в плотном строю трехсамолетных звеньев. К чисто техническому превосходству, которое немецкие летчики имели в силу лучших характеристик своих истребителей, это обстоятельство добавляло еще и немалое тактическое преимущество.
Плотные боевые порядки советских истребителей обуславливались еще и отсутствием радиостанций на большинстве самолетов, вследствие чего командир мог управлять группой в бою только посредством эволюции самолета - как правило, покачиванием крыльев и непосредственно жестами рук. Вследствие этого летчики вынуждены были прижиматься к командиру, теряя свободу маневра.
Кроме того, в Люфтваффе всячески культивировалась и поощрялась самостоятельность и инициатива авиационных командиров всех уровней - немецкий летчик-истребитель был свободен в выборе методов решения поставленной задачи. Советские летчики в этом плане могли только позавидовать своим оппонентам: перед вылетом им, как правило, жестко задавался не только район действия, но и скорость и высота полета. Естественно, при таком раскладе гибко реагировать на быстро меняющуюся ситуацию они не могли. Нельзя также сбрасывать со счетов тот факт, что советские авиационные части в первой половине войны в большинстве случаев подчинялись непосредственно командованию сухопутных армий, многие штабные офицеры которых имели весьма отдаленное представление о специфике боевого применения авиации. «Притчей во языцех» стали многочисленные приказы, в которых группам истребителей, выполняющим задачи по прикрытию наземных частей, предписывалось патрулировать максимальное время, на небольшой высоте и пониженной скорости, «чтобы пехота постоянно видела в небе нашу авиацию и чувствовала себя уверенно». Естественно, находясь в таких условиях, наши самолеты были легкоуязвимы для немецких «охотников», атаковавших с большой высоты на повышенных скоростях, и несли большие потери.
Безусловно, большую роль в превосходстве немецких истребителей над советскими на начальном этапе войны сыграло также наличие у летного состава и командования Люфтваффе двухлетнего опыта тяжелых боев, прежде всего - с ВВС Великобритании. В СССР же опыт предвоенных конфликтов во многом был проигнорирован. Эти и некоторые другие факторы стали причиной жестоких поражений и огромных потерь советских ВВС начального периода войны.
Однако с течением времени положение стало меняться. В системе подготовки кадров произошли качественные изменения. Несмотря на то, что авиационные школы по-прежнему выпускали летчиков по сокращенной до минимума программе, они уже не попадали на фронт прямо «со школьной скамьи». Теперь вчерашние курсанты направлялись в запасные авиационные полки, где проходили дополнительное обучение уже на тех типах самолетов, на которых им впоследствии предстояло воевать. Большое количественное превосходство советских ВВС позволяло не бросать молодое пополнение в бой и при попадании на фронт - теперь новичков можно было вводить в строй постепенно.
Не стояла на месте и тактика. Все большая часть новых советских и поступавших по ленд-лизу истребителей имели радиостанции (последние комплектовались ими всегда), что позволило наконец-то наладить наведение истребителей на цель и управление воздушным боем как с земли, так и непосредственно командирами групп в бою. Пары истребителей теперь могли действовать на увеличенных дистанциях друг от друга, в разомкнутых порядках и эшелонированно по высоте. Командиры групп стали более свободны в принятии решения, активно стал перениматься опыт противника. Все это не могло не сказаться на результатах войны в воздухе, и, хотя Люфтваффе оставались исключительно сильным, умелым и жестоким противником, отважно сражавшимся до самого конца войны и порой наносящим весьма болезненные удары, на общий итог противоборства это повлиять уже никакие могло.
Последние 10 - 15 лет в отечественной литературе ведется широкая дискуссия, в которой преобладает мнение, что победа в воздухе была достигнута исключительно за счет количественного превосходства советских ВВС. Возможно, предлагаемая книга поможет читателю понять, почему это произошло на самом деле - слово предоставлено главным свидетелям в этом споре.
В книге собраны воспоминания летчиков-истребителей, судьба которых сложилась совершенно по-разному.
В ней практически впервые наряду с прославленными асами и авиационными командирами дано слово рядовым труженикам войны. Как известно, специфика применения истребительной авиации не предоставляет воздушным бойцам равные условия для самореализации. Не все летчики-истребители имели возможность отличиться - гораздо меньше шансов для наращивания боевого счета было, например, у истребителей ПВО и летчиков, занимавшихся в основном сопровождением ударных самолетов. Для первых относительно редкими были сами встречи с воздушным противником, особенно во второй половине войны, для вторых первостепенной задачей были не сбитые вражеские самолеты, а сохранность «подопечных», когда достаточным условием выполнения задачи считался срыв атаки перехватчиков противника, а ввязываться в бой было нежелательно.
Самым же общим случаем рядового летчика-истребителя, не имевшего на счету сбитых самолетов противника (а таких, по статистическим данным, было более 80% от общего числа принимавших участие в боях), являлся ведомый, обеспечивавший действия ведущего. Случаи равноценной с точки зрения возможностей использования бортового оружия пары истребителей, когда, в зависимости от складывающейся обстановки, ведущий и ведомый менялись местами, были сравнительно редки. Наиболее распространенной являлась практика, когда ведущий выполнял роль, если оперировать футбольной терминологией, штатного «забивалы», а его ведомый обеспечивал прикрытие. Естественно, первый имел гораздо больше возможностей для атаки противника, и, как следствие - для увеличения счета, получения наград и продвижения по служебной лестнице, у второго же гораздо большей была перспектива оказаться сбитым самому. Несомненно, что взгляд на воздушную войну глазами рядового летчика, не аса, тысячи которых и вынесли на себе основную тяжесть войны в воздухе, - одно из главных достоинств данной книги.
При прочтении книги у некоторых специалистов по истории авиации тех лет могут возникнуть вопросы к достоверности некоторых эпизодов, о которых поведали в своих воспоминаниях ветераны. Прежде всего это касается разночтений в количестве воздушных побед, одержанных авторами воспоминаний. Хотелось бы остановиться на этом моменте подробнее. Следует понять, что установление числа побед, реально одержанных летчиком-истребителем, является достаточно трудной задачей.
Для начала необходимо четко представлять разницу между термином «подтвержденная победа» и реально сбитым самолетом - боевой потерей противника, что во многих случаях (если не в большинстве) далеко не одно и то же. Во все времена и во всех ВВС мира под термином «воздушная победа» понимается засчитанный по тем или иным правилам и утвержденный командованием факт уничтожения вражеского самолета. Как правило, для подтверждения было достаточно заявки летчика и доклада непосредственных участников боя, иногда подкрепленных свидетельством наземных наблюдателей. Естественно, что на объективность донесений летчиков в не лучшую сторону влияли сами условия динамичного группового воздушного боя, проходившего, как правило, с резкими изменениями скоростей и высот- в такой обстановке следить за судьбой поверженного противника было практически невозможно, а зачастую и небезопасно, так как шансы самому тут же превратиться из победителя в побежденного были очень высоки. Доклады же наземных наблюдателей зачастую вообще были лишены практической ценности, так как, даже если бой и происходил непосредственно над наблюдателем, определить, кем конкретно сбит самолет, какого типа, и даже установить его принадлежность было достаточно проблематично. Что уж говорить о крупных воздушных битвах, которые неоднократно разыгрывались в небе над Сталинградом, Кубанью или Курской дугой, когда десятки и сотни самолетов вели затяжные бои весь световой день от рассвета и до заката! Вполне понятно, что множество засчитанных по всем правилам на счета летчиков «сбитых» вражеских самолетов благополучно возвращались на свои аэродромы.
В среднем соотношение записанных на счета летчиков и реально уничтоженных самолетов для всех ВВС воюющих сторон колебалось в пределах 1:3 - 1:5, доходя в периоды грандиозных воздушных сражений до 1:10 и более.
Хотелось бы отметить, что нередки были случаи, когда воздушная победа заносилась на счет не ее автора, а другого летчика. Мотивы при этом могли быть совершенно различные - поощрение ведомого, обеспечившего ведущему успешные результаты боя, пополнение счета товарища, которому не хватало одного-двух сбитых до получения награды (которые, как известно, у летчиков-истребителей достаточно жестко были привязаны к количеству одержанных побед), и даже, если так можно выразиться, «право сильного», когда командиру засчитывали на боевой счет достижения подчиненных (было и такое).
Еще одним фактором, вносящим путаницу в определение окончательного счета конкретного летчика, являются нюансы, присущие классификации воздушных побед, принятой в советских ВВС. Как известно, на протяжении всей войны здесь существовало разделение воздушных побед на две категории -личные и групповые. Однако предпочтения, к какой категории отнести заявку на сбитый самолет, сходом войны существенно менялись. В начальный период войны, когда удачно проведенных воздушных боев было гораздо меньше, чем поражений, а неумение взаимодействовать в воздушном бою было одной из главных проблем, всячески поощрялся коллективизм. Вследствие этого, а также для поднятия боевого духа все заявленные сбитыми в воздушном бою самолеты противника нередко заносились как групповые победы на счет всех участников боя, вне зависимости от их количества. Кроме того, такая традиция действовала в ВВС РККА со времен боев в Испании, на Халхин-Голе и в Финляндии. Позже, с накоплением опыта и появлением успехов, а также с появлением четко привязанной к количеству побед на счету летчика системы награждений и денежных поощрений, предпочтение стало отдаваться личным победам. Однако к тому времени в советских ВВС было уже достаточно большое количество летчиков-истребителей, имевших на счету по десятку и более групповых побед при двух-трех лично сбитых самолетах противника. Решение было простым и парадоксальным одновременно: в некоторых полках был произведен пересчет части групповых побед в личные, чаще всего из соотношения 1:2, т. е. летчик с 5 личными победами и 25 групповыми превращался в аса с 15 личными и 5 групповыми, что во второй половине войны автоматически делало его кандидатом на присвоение звания Героя Советского Союза. В ряде случаев в штабах частей и соединений, не утруждая себя пересчетами, поступали еще проще: победы, необходимые летчику для получения той или иной награды, «добирались» из числа групповых, одержанных в предыдущие периоды боевой работы, при этом разделение сбитых на «лично» и «в группе» в наградных документах попросту опускалось.
Естественно, что по прошествии десятков лет в воспоминаниях ветеранов часто стерта грань между подтвержденными и не подтвержденными победами, личными и групповыми и т. п. Немного разобраться во всех этих хитросплетениях призваны списки воздушных побед летчиков, составленные на основе архивных документов частей и соединений, где они служили. Некоторые из таких списков побед неполные и количество побед в них не совпадает с цифрами боевых счетов, значащимися в летных книжках, наградных листах и других итоговых документах. Связано это прежде всего с тем, что архивные фонды далеко не всегда содержат документы об интересующем периоде времени. Особенно грешит неполнотой и отрывочностью период с начала войны примерно по середину 1943 г., хотя «белые пятна» в документации встречаются и в более поздние периоды.
Предвосхищая возможные вопросы читателей, почему в данном сборнике не нашлось места воспоминаниям самого, пожалуй, популярного и «раскрученного» печатью и телевидением в последние годы советского летчика-истребителя, Героя Советского Союза Ивана Евграфовича Федорова, можно сказать следующее. К сожалению, этот человек, безусловно, проживший яркую и насыщенную жизнь, имеющий славную боевую и трудовую биографию (война в Испании, Великая Отечественная, работа летчиком-испытателем в ОКБ С. А. Лавочкина, где он в 1948 году первым в стране превзошел в испытательном полете скорость звука и заслуженно получил за это звание Героя Советского Союза), с годами встал на путь откровенного подлога и фальсификации, чем воспользовались малопрофессиональные журналисты. В результате их «трудов» свет увидели собрания ничем не подтверждающихся и откровенно нелепых выдумок Федорова. Достаточно сказать, что число сбитых в Испании и в Великой Отечественной войне самолетов противника преувеличено им более чем в десять раз. Причем с годами число «сбитых» им во всех возможных войнах середины XX столетия вражеских самолетов только растет, постепенно приближаясь к 200!!!
Безусловно, И. Е. Федоров участвовал в боях в Испании, где хорошо себя проявил: поданным его личного дела, сбил два франкистских самолета. Итогом же его участия в Великой Отечественной войне стали 114 боевых вылетов, 15 воздушных боев, в которых на счет Федорова были занесены 11 немецких самолетов, сбитых лично и один в группе. Это опять-таки официальные данные из архива Министерства обороны. Рассказы о 49 лично и 47 в группе сбитых самолетах не находят подтверждения в архивных документах.
Выдумкой от первого и последнего слова являются и рассказы о предвоенной поездке в Германию, об участии в войне в Корее 1950 - 1953 гг., о сбросе им первой советской атомной бомбы - во всех случаях он не имеет никакого отношения к данным событиям!
Отличительной особенностью «воспоминаний» И. Е. Федорова является то, что он рассказывает исключительно о своих заслугах - в его «откровениях» практически нет места боевым товарищам и коллегам по испытаниям авиатехники. Упоминания в рассказах Ивана Евграфовича удостаиваются практически только те его сослуживцы, коих он «спас», «прикрыл», «научил» и т. д….
В канун 60-летия Победы с открытым письмом выступили его бывшие коллеги, заслуженные летчики-испытатели, Герои Советского Союза С. А. Микоян и А. А. Щербаков, с которым можно ознакомиться в Интернете, по адресу В приложении к нему приведены также документы из личного дела И. Е. Федорова, в которых командованием 16-й Воздушной Армии отмечается «личная нескромность и пристрастие к правительственным наградам», а также «исключительная нечестность и очковтирательство», выраженная в приписках на свой личный счет сбитых самолетов.
К счастью, «явление» И. Е. Федорова в среде летчиков-ветеранов скорее досадное исключение, чем правило. Большинство ветеранов основное внимание зачастую уделяют не описанию своих личных достижений, а рассказу о боевых товарищах, тех или иных особенностях взаимоотношений между людьми на фронте, «тонкостях» боевой работы. Этим, по существу, прежде всего и ценны мемуары живых участников событий военных лет - они дают возможность читателю окунуться в атмосферу событий, взглянуть на войну «изнутри», что архивные документы, написанные сухим казенным языком и также не избавленные от ошибок (а зачастую искажений и преувеличений), сделать не позволяют.
Конечно, основное место в воспоминаниях летчиков-истребителей занимали и всегда будут занимать воздушные бои, но не менее ценными являются и воспоминания о повседневной жизни на войне - о дружбе, любви, предательстве, о том, как люди проводили свободное время, чем питались, во что одевались. Боевой опыт, накопленный за войну, был многократно осмыслен и задокументирован, воспоминания же о том, что чувствовал человек на войне, уходят сейчас навсегда, к сожалению, с последними представителями победившего поколения. Некоторые из ветеранов, чьи воспоминания здесь представлены, ушли из жизни уже в процессе подготовки мемуаров к изданию. Хочется надеяться, что почувствовать, чем на самом деле была для них война, как они смогли выстоять и победить, поможет данная книга.
А. Пекарш
Клименко Виталий Иванович

Почему я пошел в летчики? Время такое было. Чкалов, Леваневский, Ляпидевский, Каманин, Водопьянов, Громов, - герои! Хотелось быть похожим на них. Кроме того, из моей слободы Замостье города Суджа Курской области, где я родился и жил, ребята постарше уходили в летные училища. Бывало, приедут в отпуск - в красивой форме, в таком, понимаешь, реглане… Завидно! Я и решил, что пойду только в авиацию, чтобы получить реглан, форму и освоить современный истребитель! Вот с этими мыслями по путевке комсомола в 1937-м году я поступил в Роганьское летно-штурманское училище.
Там после бани нас, новобранцев, разбили по ротам, которые впоследствии были переименованы в учебные эскадрильи. Надо сказать, что в отдельной эскадрилье обучались испанские ребята, у которых переводчиком была Роза Ибаррури. Насколько я знаю, испанские летчики проходили ускоренный курс обучения, который закончился буквально через несколько месяцев после нашего зачисления. Они получили новое офицерское обмундирование - костюмы, регланы, удостоверения об окончании училища, звание лейтенантов и отправились нелегально через Францию в Испанию, имея русские фамилии, в качестве добровольцев из России. Нам же пришлось начинать учебу с курса молодого красноармейца. Первую неделю мы жили в казарме, где каждый получил койку и тумбочку. В казарму первой роты нас привел строем пехотный старшина. Первое, чему нас обучили в училище - это правильно заправлять койку. Командиром роты был у нас капитан Гусев, заместителем лейтенант Ломпакт, тоже пехотинец.
Через неделю на аэродроме мы разбили палаточный лагерь, в котором провели все лето и осень, изучая уставы РККА, винтовку Мосина, пулемет «Максим», пожарное дело. Занимались физкультурой и, самое главное, строевой подготовкой, стрельбой из винтовки или пулемета по мишеням. Помню, за день так намотаешься, что ждешь, когда же будет отбой ко сну. Перед сном выстраивали нас на линейку, делали перекличку, а командиры, Гусев и Ломпакт, делали нам замечания или давали задания на следующий день. После подъема занимались по отделениям физзарядкой, потом строем шли на завтрак в гарнизонную столовую. До и после обеда - занятия, причем не в помещении, а на солнце, в лагере. Выходной был только в воскресенье; до тех пор, пока мы не закончили курс молодого красноармейца, нас из лагеря никуда не пускали. После домашней свободы это было непривычно и довольно трудно. Были случаи, когда отдельные курсанты не выдерживали такого напряжения и убегали из лагеря домой. Их потом этапом доставляли обратно, сажали на гауптвахту. Через несколько месяцев мы пообвыкли; зимой закончили курс молодого красноармейца, сдали экзамены, а уже весной принимали присягу перед знаменем училища.
Только после принятия присяги мы были зачислены курсантами.
Весной 1938 года Роганьское летно-штурманское училище было разделено на Роганьское штурманское училище летчиков-наблюдателей (штурманов) и Чугуевское военно-воздушное училище летчиков-истребителей. Я все переживал, что меня оставят учиться на штурмана, но нет, повезло, и меня зачислили в летное училище, переведенное в город Чугуево. Еще в поселке Рогань после курса молодого красноармейца мы начали проходить так называемую терку - теорию полетов, штурманское дело, материальную часть самолетов, на которых нам предстоит летать в будущем, морзянку, топографию, физику, математику, медицину. Значительное место в обучении занимала физическая подготовка. На стадионе проходила специальная физподготовка, на нем же были установлены все снаряды - рейнские колеса, турник, брусья, козлы, канаты. Мы играли в футбол, баскетбол, теннис, волейбол, занимались легкой атлетикой и боксом. Один раз мой земляк, Иван Шумаев, хороший боксер, сильно мне попал, и я решил, что этот вид спорта не для меня. Я до сих пор его не признаю, считаю, что это просто избиение людей. Постоянно проводились какие-то соревнования, походы и переходы, ориентировка на местности по приборам с выходом на какую-то цель.
Курсантам выдавалась стипендия: 1-й курс - 80 рублей в месяц; 2-й курс - 100 рублей и 3-й курс - 120 рублей. Кроме того, нам давали 1 - 2 раза в месяц увольнительную до 24 часов. Все подлежащие по очереди увольнению после завтрака выстраивались в линейку, и лейтенант Ломпакт проверял форму одежды - подворотничок должен был быть белоснежным, сапоги должны блестеть, обмундирование должно быть чистым и выглаженным. Для того чтобы попасть в увольнение, у курсанта не должно было быть двоек по теории, в противном случае курсант должен заниматься в выходной под наблюдением офицера-преподавателя или старшины. Особенно тяжело доставалось тем, у кого по физкультуре была двойка. Ну, например, на турнике не мог подтянуться на руках определенное количество раз или не сумел выполнить упражнение на каком-то снаряде, например, на брусьях или на кольцах. И тогда весь выходной - тренировка, пока не выполнишь норматив. Через год мы себя сами уже не узнавали, так изменились.
Мы были разбиты на отделения в составе 10 - 12 человек. Командиром отделения у нас стал Павел Кулик, паренек из Донбасса, старательный и дисциплинированный. Сосед по койке у меня был Женя Жердий.
Других я помню хуже.
Прежде чем приступить к учебным полетам, мы прошли медицинскую и мандатную комиссии. Часть курсантов, у кого родители были раскулачены или репрессированы, были отчислены из училища.
И в 1938 году в октябре получил месячный отпуск и поехал на побывку домой к своим родителям и братишке Николаю. Мы были еще курсанты, и носить «курицу» на левом плече нам не позволяли, но, как правило, все курсанты перед отпуском ездили в Харьков и заказывали себе обмундирование по своему вкусу, чтобы было красиво. Я поступил также и домой приехал в военной форме, которая была смесью курсантской и командирской. На левом рукаве рубашки и шинели была пришита красивая «курица», шлем был уже не солдатский, а командирский, я был подпоясан широким командирским ремнем, бляха - со звездой и портупеей, что в училище категорически запрещалось носить. Кроме того, мне дали отпускные! В то время это были приличные деньги, мы могли шикануть!
Прошел всего год, как я покинул свой дом, так что и друзья, и знакомые девушки все были на месте. Прежде всего у меня в доме был устроен большой прием друзей с выпивкой и отличным столом. Потом были встречи с друзьями в единственном ресторане г. Суджа. Вечерами ходили в кино, на танцы в Доме культуры, после которых мы провожали своих девушек домой. Дальше поцелуев дело не заходило. За этим родители как ребят, а также особенно девушек следили ревностно, и запреты строго соблюдались. Друзей очень интересовали вопросы о полетах на самолетах. Я честно рассказывал, как прошел первый учебный год и что пока никаких полетов не было.
Только в апреле-мае 1939 года нас разбили на звенья по 7 - 8 человек, каждое из которых возглавлял летчик-инструктор, и мы приступили к освоению самолета У-2. Мое звено возглавлял лейтенант Михаил Михайлович Караштин. В это же время нам ослабили режим и начали давать увольнительные в город Чугуево и Харьков. Первое, что каждый из нас сделал в городе, это сфотографировался и послал фотографии домой, родителям и знакомым.
И вот - мой первый полет. В передней кабине мой инструктор, лейтенант Караштин Михаил Михайлович. Я - в задней кабине, через резиновый шланг подключен шлемофоном к своему инструктору, так происходили переговоры между инструктором и курсантом. Как в песне:
А в задней кабине учлета,
Лишь пара голубеньких глаз,
Смотрели в кабину пилота,
Быть может, последний уж раз.
Поступает команда заводить мотор, впереди перед самолетом стоят техник и кто-либо из курсантов, они надевают на концы пропеллера «карманы» резинового жгута длиною метров 10 - 15. Конец жгута мои товарищи курсанты растягивают до тех пор, пока он не соскользнет с пропеллера. Я в этот момент должен успеть ручкой крутануть в кабине магнето и запустить двигатель М-11. Так происходит несколько раз, пока я не поймаю момент, когда надо крутануть это магнето, и мотор не заработает. Значительно позже, отказавшись от амортизационных резиновых жгутов, стали запускать моторы, дергая рукой за лопасть пропеллера.
После запуска инструктор скомандовал прогреть мотор. Тормозов на самолете не было, и он удерживался на месте двумя колодками, поставленными под колеса. После прогрева инструктор дал команду убрать колодки. Курсант и техник убирали их. Мотор работает на малом газу. Следующая команда - вырулить на старт. Я выруливаю к стартеру и останавливаюсь, поднимаю руку, прошу у стартера разрешить взлет. Если нет помех, стартер отмашкой флажка разрешает взлет. Помню, инструктор все предупреждал, чтобы я не зажимал ручку управления, а то бывали случаи, когда курсанты так хватались за ручку, что мешали инструктору производить взлет или посадку. Наконец взлетели, сделали полет по коробочке - четырем сторонам аэродрома на высоте 100 - 150 метров.
Инструктор спрашивает: «Ты видишь вон там трактор?» - «Нет, не вижу. Где?» - «Ты что? Слепой, что ли?» Присмотрелся - точно, трактор! Кричу: «Вижу!» - «Ну, вот, молодец. Давай садиться». Он мне говорит: «У тебя осмотрительность неважная, надо тренироваться». Я расстроился. Думаю: «Не дай бог, отчислят». Но ничего, обошлось. Дали мне штук двадцать провозных вместо положенных тридцати, и Михаил Михайлович сказал: «Виталий, давай попробуем тебя выпустить». Я говорю: «Может, еще немножко с вами полетаем?» - «Нет, ты уже все правильно делаешь».
Что самое главное в первых полетах?
Самое главное - выровнять самолет на посадке примерно в полуметре от земли. А то смотришь, а курсант выровнял метров на десять. Ему с посадочного «Т» кричат: «Эй! Тебе лестницу подать?!» Слава богу, у меня хорошо получалось, а некоторых отчисляли - не могут определить высоту. Потом прошел пилотаж в зоне - виражи, бочки, петля… Петлю сделать сложно поначалу, а если вдруг вверху завис - вся пыль и мусор из кабины на тебя сыплются. Программу У-2 мы продолжали учить и зимой 38 - 39 года, летая на лыжах. Началось обучение высшему пилотажу, полетам в звене из трех самолетов, это не так-то просто - выдержать дистанцию и интервал между самолетами! Кроме того, нам давали учебные полеты в строю по маршруту. Итак, за 1938 год нам удалось освоить взлет-посадку на самолете У-2 и пилотаж - глубокие виражи, боевой разворот, штопор.
Весной 1939 года перешли на изучение УТ-2. Эта машина более скоростная и строже, чем У-2. Я самолеты не ломал, а другие ломали, даже У-2. А как сломают его, звено сидит без полетов, пока сами же под руководством техников его не отремонтируем.
Когда закончили программу на УТ-2, пересели на И-16 - прекрасный истребитель, но очень строгий. В особенности на посадке и на взлете. Сначала учились рулить на старых истребителях с ободранными плоскостями, чтобы не взлететь ненароком. И вот на такую машину, которая никогда в воздух не поднимется, садился очередной курсант, запускал мотор и давал газ почти полностью. Бежал по аэродрому, имитируя взлет. Важно было разбежаться, поднять хвост машины, убрать газ и удержать истребитель на пробежке. Это довольно сложное упражнение, с которым не все справлялись. Бывали случаи, когда на пробежке кто-то не удерживал самолет в прямолинейном направлении. Он резко разворачивался, иногда ломалось шасси. Ну и, конечно, тогда могли загнуться концы пропеллера, коснувшись земли. После такого случая вся группа курсантов отстранялась от пробежек вплоть до окончания ремонта самолета. Все делали сами курсанты под руководством техника звена. Все, конечно, расстраивались, особенно виновник аварии, так как он понимал, что лишил всю группу обучения пробежкам. Мы все старались как можно быстрее восстановить самолет.
Обучение пробежкам продолжалось 1,5 - 2 месяца, после чего мы приступили к освоению самого современного истребителя И-16. Если пробежками мы занимались на аэродроме, расположенном рядом с училищем в г. Чугуево, то осваивать И-16 нас опять обязали на аэродроме у деревни Кочеток, потому что там кругом степь, строений почти нет. Если бывало, кому приходилось садиться на вынужденную посадку, то кругом ровные поля.
Итак, после подъема - физзарядка по группам с пробежками, это ежедневно, потом - завтрак, строем в столовую, дальше - строем в казарму, переодевались в летное обмундирование и строем на грузовые автомобили, на аэродром у деревни Кочеток.
С главного аэродрома, расположенного вблизи училища, учебные двухместные самолеты УТИ-4 инструкторы вместе с техниками перегоняли на аэродром, где мы их встречали и сопровождали на стоянку. Дальше инструктаж, что будет сегодня, кто когда полетит, и пошла учеба. И так целый летный день стоит сплошной гул над аэродромом. Потом привозят всем так называемый полдник. Это, как правило, стакан какао плюс бутерброд с чем-нибудь или булочка с маслом и чаем.
Чугуевское военно-воздушное училище я закончил в сентябре 1940 года, освоив четыре типа самолетов и имея налет 40 - 45 часов. По окончании училища нам было присвоено звание «лейтенант», и меня откомандировали для прохождения службы в 10 ИАП, находившийся в г. Шяуляй Прибалтийского военного округа. И самое главное! Нам выдали форму офицера ВВС, о которой я мечтал, еще учась школе! Правда, реглан не дали, сказав, что выдадут в частях, но и там не дали, что сильно расстроило.
После прибытия в полк нас, шестерых выпускников Чугуевского училища, распределили по авиаэскадрильям, разместили по квартирам в городе Шяуляй, зачислили в штат на должности летчиков-истребителей с окладом 850 рублей в месяц и закрепили в столовую полка, расположенную здесь же, в гарнизоне, где мы завтракали и обедали. Ужинали мы в городе, в столовой гарнизона. Из 850 рублей нам платили лишь 1/4 зарплаты в литах, чего вполне хватало на жизнь. Остальные деньги перечислялись в рублях в пограничный таможенный банк, и, когда мы отправлялись домой в отпуск, мы их получали при пересечении границы на таможне. В то время как в России все товары, в том числе даже хлеб, отпускался только по карточкам и страна жила бедно, а в Литве в магазинах было изобилие еды и товаров. В одном обувном магазине мне понравились очень красивые, как я думал, заграничные туфли, а оказалось, они из России, фабрики «Парижская коммуна», но таких в России в то время нигде нельзя было купить. Купил я себе и швейцарские часы «Лонжин». Все это осталось на квартире и пропало во время отступления.
Как я уже сказал, жили мы на частных квартирах. Я поселился у семьи офицера Литовской армии, который перешел на службу в Красную Армию. Его пехотная часть базировалась в г. Вильно. Так что он домой приезжал по праздникам, иногда в выходной день. Кроме меня, здесь снимал отдельную комнату летчик нашего полка младший лейтенант Виктор Волков.

Сообщение от Leon

Приветствую.
Как раз сейчас читаю книгу Воржейкина А.В. "Под нами Берлин".Так
у великого летчика другое мнение.Постоянно повторяет,что комполка
должен быть только летающим и сам водить своих подчиненных в
бой.Комполка 728 иап.Василяке,достается по полной програме от А.В.

А что принцессы не какают?

Да, только под командованием Василяки появились Петрунин, Боровой, Кустов, Сачков, сам Ворожейкин, Выборнов и еще несколько человек Героев Советского Союза.

Командир полка должен прежде всего командовать полком.
А это не только в бой подчиненных водить.
А кто будет за него управлением заниматься, задачи получать и план вылета ставить? Кто утверждать действия на учебный год, организовывать работы по перебазированию летно-подъемного состава, по его обучению. Кто будет выбивать новую матчасть и пополнение? Кто будет заниматься вопросами урегулирования взаимодействия с другими частями? А тактические новшества разбирать и доводить, а сведения разведки? А распределять матчасть и дежурные звенья. Война - это прежде всего работа.
Если вылетать 1 раз в неделю это уже будет 200 боевых вылетов за войну. Ну? И много больше вылетов сделал Ворожейкин (240) или Кожедуб за войну? А Василяка примерно столько же.

Летать - это обязанность комэсков и старших летчиков. Комполка если только целый полк водить в бой.

Будем дальше уважаемым летчикам про плохих нелетающих командиров верить? Все умные, я смотрю, кто мемуары пишет и себя недооцененными выставляет. А Василяка ответить не сможет - он погиб над Братиславой в 1944-м ВЕДЯ В БОЙ СВОИХ ЛЕТЧИКОВ.

Утром 05.05.1945 г. звено 728-го иап в составе: подполковника В.С. Василяки, его ведомого мл. лейтенанта Ф.Д.Волгина, мл. лейтенанта И.Торина и мл. лейтенанта Н.Султанова, вылетело на сопровождение девятки Пе-2. Целью бомбардировщиков был объект в черте города Бреслау.

При подходе к цели на высоте около 3500 м, группа была встречена сильным зенитным огнем ("Даже над Берлином не было такого мощного зенитного огня, как над Бреслау"). От ведущего "пешек" поступила просьба по радио: "Маленькие, заглушите зенитки". (Просьба в принципе была не выполнима: искать замаскированные зенитные точки в горящем городе и не нарваться на ответный огонь практически не реально. Но по какой-то причине всегда крайне осторожный Василяка приказал звену атаковать зенитки"). Звено вслед за командиром пошло со снижением к центру города. При этом плотность огня по истребителям резко увеличилась. Когда первая пара начала выравнивать машины на высоте около 400 м, по машине командира полка хлестнула очередь эрликона. Машина вяло закоптила и начала проваливаться вниз, врезавшись в землю на каком-то пустыре. Это было примерно в 10-11 часов утра. Мл. лейтенант Волгин, видя это и не выявив цели вышел из атаки, но после разворота, увидев, что Торин пытается продолжить атаку, пошел следом. По радио услышал: "Отомстим за командира!" Проходя над районом гибели Василяки, Торин также получил попадания очередью мелкокалиберной зенитки, но сумел удержать самолет и приземлился на один из аэродромов в шести километрах от города, на котором уже стояли наши лавочкины.

Во время второго захода Волгин сумел засечь одну из позиций зениток, находящуюся в городском сквере. Проведя ее обстрел (была ли она уничтожена или нет, не известно, но огонь она после этого не вела), он ушел следить за полетом Торина.

Султанов все это время оставался с бомбардировщиками. Во время вылета самолеты противника не появлялись. Кроме командира других потерь в этот вылет группа не имела.

Василяка Владимир Степанович и сам имел на счету 6 лично сбитых (спасибо Мише Быкову)